другими листками.
Он дал согласие на этот труд и заставлял себя выполнять его ежедневно, поскольку заключенные имели право выбирать работы, которые им нравились: склеивание конвертов, изготовление бумажных вееров, металлических кошельков и тому подобное.
Таким образом, занимая руки машинальным движением и вместе с тем придавая гибкость мускулам механическими сгибаниями, Люпен не переставал думать о своих делах.
Шум задвижек, скрежет замка…
– А-а, это вы, добрейший тюремщик. Настала минута последнего туалета, отсекания волос, которое предшествует великому финальному отсечению?
– Нет, – отвечал тюремщик.
– Тогда расследование? Прогулка во Дворец правосудия? Это меня удивляет, поскольку славный господин Формери предупредил меня на днях, что отныне из предосторожности он будет проводить допросы прямо в моей камере, что, признаюсь, нарушает мои планы.
– К вам посетитель, – коротко ответил тюремщик.
«Ну вот, – подумал Люпен. И, направляясь в приемную, твердил себе: – Черт возьми, если это то, что я думаю, значит, я – молодчина! За четыре дня из глубин своего застенка запустить это дело – мастерский ход!»
Посетителей, имеющих законное разрешение за подписью руководителя первого отдела префектуры полиции, проводят в узкие помещения, предназначенные для переговоров. В этих помещениях, разделенных посредине двумя решетками, которые отделяет пространство в пять-десять сантиметров, имеются две двери, выходящие в два разных коридора. Заключенный входит в одну дверь, посетитель – в другую. Таким образом, они не могут ни касаться друг друга, ни тихо беседовать, ни передавать друг другу какие-либо предметы. Кроме того, в некоторых случаях на свидании может присутствовать охранник.
На этот раз такая честь выпала старшему охраннику.
– Кто, черт возьми, добился разрешения нанести мне визит? – воскликнул, входя, Люпен. – Сегодня же не мой приемный день.
Пока охранник закрывал дверь, Люпен подошел к решетке и рассмотрел человека, который стоял за другой решеткой и чьи черты смутно различались в полумраке.
– А-а! – радостно вымолвил он. – Это вы, господин Стрипани! Какой счастливый случай!
– Да, это я, дорогой князь.
– Нет, умоляю вас, уважаемый господин, никаких титулов. Здесь я отказался от всех этих погремушек человеческого тщеславия. Называйте меня Люпен, это более уместно.
– Я готов, но я-то знал князя Сернина, и это князь Сернин спас меня от нищеты и вернул мне счастье и удачу! Поймите, что для меня вы навсегда останетесь князем Серниным.
– К делу, господин Стрипани… К делу! Время старшего охранника драгоценно, и мы не имеем права злоупотреблять им. В двух словах, что привело вас ко мне?
– Что меня привело? О, Боже мой, это очень просто. Мне показалось, что вы будете недовольны, если я обращусь не к вам, а к кому-то другому, чтобы продолжить работу, которую вы начали. И потом, только у вас в руках все детали, которые позволили в такой срок установить истину и поспособствовать моему спасению. Поэтому лишь вы один в состоянии отразить новый удар, который мне угрожает. И это, безусловно, понял господин префект полиции, когда я изложил ему положение дел…
– Я действительно удивлен, что вам разрешили…
– Отказать было невозможно, дорогой князь. Необходимо ваше вмешательство в дело, которое затрагивает множество интересов, причем это не только мои интересы, они касаются высокопоставленных персон, которые вам известны…
Люпен краешком глаза следил за охранником. Тот, наклонившись, слушал их с живым интересом, жадно пытаясь уловить тайное значение произносившихся слов.
– И поэтому?.. – спросил Люпен.
– Поэтому, дорогой князь, я умоляю вас собрать все ваши воспоминания по поводу того печатного документа, изложенного на четырех языках и по крайней мере начало которого имело отношение…
Удар в челюсть, чуть ниже уха… Покачнувшись, старший охранник без единого стона, как сноп, упал на руки Люпена.
– Хороший удар, Люпен, – похвалил он себя. – Чистая работа. Скажите, Стейнвег, у вас есть хлороформ?
– Вы уверены, что он без сознания?
– Еще бы! Он отключился на две-три минуты… Но этого недостаточно.
Немец достал из кармана медную трубочку и вытянул ее, как телескоп. На конце трубочки был прикреплен крохотный пузырек.
Люпен взял пузырек, вытряс из него несколько капель на носовой платок и приложил этот платок к носу старшего охранника.
– Прекрасно!.. Бедняга получил свое… А я в наказание схлопочу неделю или две карцера… Но это мелкие радости ремесла.
– А я?
– Вы? А что с вами могут сделать?
– Как же! Удар кулаком…
– Вы тут ни при чем.
– А разрешение увидеться с вами? Это же просто-напросто фальшивка.
– Вы тут ни при чем.
– Я им воспользовался.
– Прошу прощения! Позавчера вы по всем правилам обратились с законной просьбой от имени Стрипани. Сегодня утром вы получили официальный ответ. Остальное вас не касается. Побеспокоить могут лишь моих друзей, которые изготовили этот ответ. Поживем – увидим!
– А если нас прервут?
– Почему?
– У них был такой изумленный вид, когда я достал свое разрешение на встречу с Люпеном. Директор велел привести меня и изучал разрешение со всех сторон. Я не сомневаюсь, что они звонят в префектуру полиции.
– А я в этом уверен.
– И что?
– Все предусмотрено, старина. Не волнуйся, и давай поговорим. Полагаю, если ты пришел, то знаешь, о чем идет речь?
– Да. Ваши друзья мне объяснили…
– И ты согласен?
– Человек, который спас меня от смерти, может располагать мною, как сочтет нужным. Каковы бы ни были услуги, которые я смогу ему оказать, я все равно останусь его должником.
– Прежде чем выдать свой секрет, подумай о положении, в котором я нахожусь… беспомощный арестант…
Стейнвег рассмеялся:
– Нет, умоляю вас, шутки в сторону. Я открыл свой секрет Кессельбаху, потому что он был богат и вернее, чем кто-либо другой, мог извлечь из этого пользу; а вы, хоть и арестант, и беспомощный, но в сто раз сильнее, чем Кессельбах с его сотней миллионов.
– О! О!
– И вы сами прекрасно об этом знаете! Ста миллионов недостало бы, чтобы обнаружить дыру, где я умирал, и тем более всего за час доставить меня сюда, к беспомощному арестанту. Тут нужно что-то другое. И это другое у вас есть.
– В таком случае рассказывай. И начнем по порядку. Имя убийцы?
– Это невозможно.
– Как это невозможно? Но раз ты его знаешь, ты должен все мне открыть.
– Все, но не это.
– Однако…
– Позже.
– Ты с ума сошел! Но почему?
– У меня нет доказательств. Позже, когда вы окажетесь на свободе, мы поищем вместе. Впрочем, зачем? И потом, я правда не могу.
– Ты боишься его?
– Да.
– Ладно, – сказал Люпен. – В конце концов, это не самое срочное. А об остальном ты решился рассказать?
– Обо всем.
– Ну что ж, отвечай. Как зовется Пьер Ледюк?
– Герман IV, великий герцог Дё-Пон-Вельденца, князь Бернкастель, граф
