что заведутся тараканы. Правда, у Томаса я ни одного так и не заметила.
— Что будешь? — спросил Томас, ныряя в глубины холодильника.
Я вытащила из-под стола табуретку и уселась.
— А ты что?
Он пожал плечами.
— Я, в общем-то, не очень есть хочу, — сообщил он, вставая на колени и изучая нижний ящик холодильника. — Может, по яблоку?
— Давай.
Он достал два яблока и, даже не ополоснув, сразу стал грызть свое. Я поступила так же, хотя папа всегда предупреждал меня о вреде пестицидов, которые остаются на фруктах и овощах.
— Я так завелся, — признался Томас, откусив пару раз.
— Да?
Он встал и подошел ко мне, затем взял мою руку и прижал к своим штанам.
— Чувствуешь?
Я кивнула, ощущая рукой его эрекцию.
— Ты готова? — спросил он.
— Можно, я яблоко доем?
— Конечно, — согласился Томас и вернулся на свой стул.
Он первым догрыз свое яблоко, причем съел его вместе с косточками, совсем как папа, когда ел курицу.
— А зачем ты сердцевину-то съел? — удивилась я.
— Да ладно, ее только жевать трудно, а так ничего.
— Хочешь мою? — спросила я, протягивая остатки своего яблока. Папе нравилось, когда я отдавала ему косточки от своей курицы, чтобы он мог погрызть хрящики.
— Не, спасибо, — отказался Томас, взял мой огрызок и выкинул его в мусорку. — Ну, пошли ко мне, — сказал он, вернувшись.
Мы поднялись по лестнице. Пока я шла впереди, Томас сжимал мои ягодицы. По пути в комнату он остановился напротив шкафа в коридоре и достал оттуда полотенце.
— Нам оно понадобится, — объяснил он, — а то все кровью запачкается.
Войдя в комнату, он обернулся:
— Я разденусь, — сообщил он и через секунду уже стоял голый. Плечи у него были широченные, видимо от плавания, а на животе красовалась парочка складок. Член торчал высоко-высоко, почти касаясь живота. Томас развернул полотенце и положил его на кровать, затем лег на него сверху.
— А теперь ты разденься, — попросил он.
У меня это заняло гораздо больше времени. Я никогда не играла в карты на раздевание, но, снимая с себя одежду, я представляла, будто это часть игры, в которой трусики и бюстгальтер снимать надо в последний момент.
— Ты побрилась, — заметил Томас, когда я окончательно разделась.
Я кивнула.
— Красиво, — добавил он, — иди ко мне.
Я подошла к нему. Томас протянул руку и дотронулся до оставшейся полоски волос.
— Ложись, — сказал он, двигаясь и освобождая мне место.
Я устроилась на полотенце. Меня беспокоило, что крови могло вовсе не быть, и я не знала, как к этому отнесется Томас.
А он тем временем повернулся на бок и провел рукой по всему моему животу.
— Какая у тебя мягкая кожа, — прошептал он.
— Спасибо.
Он поднялся выше, до груди, и ущипнул меня за сосок.
— Ой! — вскрикнула я.
— Что? — удивился Томас. — Тебе неприятно?
— Нет.
Он, кажется, смутился.
— Такое вроде женщинам должно нравиться, — произнес он.
— Мне не нравится.
Томас погладил мой сосок, теперь уже гораздо нежнее, и спросил:
— А теперь как?
— Лучше, — призналась я.
Я не знала, куда мне деть ноги — то ли раздвинуть, то ли наоборот. Но скоро Томас сам решил эту проблему, передвинувшись вниз и разведя мои ноги в стороны. Я думала, что вот сейчас все и случится, но вместо этого он взял меня за коленки и развел их в стороны так широко, как только было возможно. А потом начал смотреть. Он смотрел, и смотрел, и смотрел, и смотрел. Не отрывая глаз. И, хоть он меня не трогал, это было восхитительно. Как будто бы я была девушкой из “Плейбоя”, которую фотографировали мужчины, никогда бы не причинившие ей боль.
Затем Томас просунул между моих ног голову и начал там лизать. Или целовать — трудно сказать. Но мне стало приятно. Тепло. Он долго там лизал, но наконец поднял голову и сказал:
— Кажется, ты готова.
— Ладно, — согласилась я.
— А где резинка?
— В кармане.
Томас взял со стула мои джинсы и вытащил из кармашка презерватив. Я смотрела, как он разрывает упаковку и надевает презерватив, который, кажется, оказался ему маловат.
— Это для парней с маленькими членами, — объяснил Томас.
Я задумалась, какого размера член у мистера Вуозо.
— Больно? — поинтересовалась я.
— Нет, — успокоил он меня, — не беспокойся.
Пока он возился с резинкой, я свела ноги вместе, и теперь ему пришлось снова их разводить. Он лег на меня, и мы оказались лицом к лицу. От его рта пахло мной. Так же пахли мои руки каждый раз, когда я испытывала оргазм.
— Послушай, — заговорил Томас, — я обещаю быть осторожным. Больно не будет.
— Я знаю.
— Если захочешь остановиться, сразу скажи мне.
— Но ты же тогда решишь, что я все еще расистка.
— Что?
— Ты сказал, что, если я займусь с тобой сексом, это тебя впечатлит и ты перестанешь считать меня расисткой, — напомнила я.
Кажется, ему это не понравилось.
— Забудь об этом, ладно? — сказал он.
— Ладно.
Он взял в руки член и начал потихоньку просовывать его в меня.
— Ты только расслабься.
— Хорошо.
Томас надавил еще сильнее.
— Больно будет всего пару секунд.
Я кивнула. Так оно и было. Больно. Но больно не от того, что во мне что-то рвалось, как с мистером Вуозо, а от того, что там, казалось, совсем не было места. Но Томас входил все дальше.
— О господи, — прошептал он.
— Что такое? — зашептала я в ответ.
— Ничего, — отозвался он. — Просто мне так хорошо.
— О…
— Прости, если больно, — добавил он.
— Все в порядке.
— В первый раз девочкам всегда больно.
— Да.
Вскоре после этого он кончил. Я не знала точно, что мне нужно делать, чтобы испытать оргазм самой, так что я просто лежала на месте. Кончив, Томас откатился на его сторону кровати. Так мы лежали довольно долго, даже не разговаривали. Наконец он взглянул на меня и спросил:
— А крови много?
Я сползла с полотенца, чтобы он сам посмотрел. Крови на нем не было.
— А где же она? — удивился Томас.
— Не знаю, — пожала плечами я. — Наверное, у некоторых девочек ее не бывает.
Он утих на минуту, а потом спросил:
— Но тебе ведь было больно?
— Да.
— Просто у тебя был такой вид, словно тебе совершенно все равно.
— Мне было больно.
— Понимаешь, у меня ведь член не маленький.
— Да, — согласилась я, — не маленький.
— Хм…
— Наверное, это потому, что ты был очень осторожен, — предположила я.
— Наверное.
— В любом случае, — добавила я, — я рада, что это оказалось не так уж и страшно.
— Да, — кивнул Томас, — было хорошо.
— Значит, ты
