всякие. Или Гринуэй — это культовое кино. Нет, Колян, может, это и твое личное, но я все равно в толк не возьму, чего ты с ней путаешься?
— Да ведь лицо она мое, — в отчаянии крикнул страдалец.
Михеич критически оглядел его, потом отрицательно помотал головой:
— Нет, твоя физиономия поприятнее будет. Зря ты такую дуру лицом взял.
— Вот и я стал задумываться, — Щербатый вздохнул. — Так ведь завидуют же. Выйду с ней куда, пялятся со всех сторон. Ну, и уважение опять же. Приходится терпеть. Говорю же, с людьми работаю.
— Н-да, — протянул Михеич, — ничего не попишешь. Работа с людьми — дело ответственное. Часто приходится и собой жертвовать. Вон ты посмотри! Этот-то тоже, как ты прямо. Корчится, а везет бабищу на задке. Да какую!
Они вперили удивленные взгляды в надвигающийся на них мотоцикл, на котором восседали агент 0014 и его спутница.
Колян, славившийся на всю бандитскую Москву свой интуицией, нахмурился. Потом придавил педаль тормоза, процедил сквозь зубы:
— Сдается мне, неспроста они тут катят.
— Да брось ты, — отмахнулся Михеич, — чего бы им тут не катить?
— В такую рань, на таком крутом мотоцикле да в такой дыре? Знаешь, более странную картину, чем эти двое, я давно не видал. Ну чего им тут делать? Они явно в деле замешаны. Точно тебе говорю.
Михеич спорить не стал. Он уважал Коляна, даже вместе с его хваленой интуицией, которая по большей части была не более чем раздутое самомнение.
«Странно, — подумал агент 0014, увидав два черных джипа, следовавших друг за другом, — два джипа, в такую рань да в такой дыре… Они точно замешаны в деле».
Людка сжала его грудную клетку с такой силой, что ребра хрустнули. Агент болезненно поморщился.
Неожиданно передний джип, резко затормозив, развернулся, перегородив дорогу. Если бы за спиной агента не громоздился груз, достойный «КамАЗа», он бы не раздумывая совершил свой знаменитый трюк: разогнался и перелетел бы через вредную машину, помяв в назидание капот и крышу.
Но с Людкой об этом и думать не стоило. Агент быстро оценил ситуацию. Два джипа с дюжиной головорезов, явно следующих на подмогу тем самым похитителям «президентского чемоданчика», — слишком серьезная угроза для одного, пусть и лучшего агента. Если его сейчас убьют, мир спасать будет некому. Так что, решил агент, при такой диспозиции удачный побег — не поражение, а чертовское везение.
Он свернул на грунтовку и надавил на газ. Несчастный мотоцикл натужно захрипел, потом взвыл и запрыгал по кочкам.
— О! — удивился Щербатый, наблюдая столь странное окончание намечавшейся «стрелки». Когда мотоцикл скрылся за деревьями, он повернулся к Михеичу и растерянно произнес: — Некультурно как-то получается.
— Выходит, они с нами и разговаривать-то не хотят, — подтвердил тот.
— Но ведь так дела не делаются. — Колян пожал плечами и кинул за спину дремавшим подчиненным: — Мужики, похоже, в ружье!
Те шумно зашевелились. Защелкали предохранители, что-то заклацало, и пару раз кто-то тихо выругался.
— Эй, сейчас пасть с мылом натру! — пригрозил Михеич. — На работе же!
А Щербатый развернул машину и пустился в погоню. Второй джип последовал за ним и при этом уже не тянулся на расстоянии 20 метров, а шел точно в трех, слегка слева, заслоняя остаток дороги до самой обочины. Лес тревожно вздрогнул и расступился, пустив эскорт в поле редкой пшеницы. Впереди мелькнул толстый Людкин зад.
— Не уйдешь! — прорычал Щербатый, давя на газ.
Людка впилась пальцами в жилет агента. Она тихонечко повизгивала, про себя кляня свое чувствительное к романтике сердце на все лады. Ей было очень страшно. Джипы устрашающего вида она видела только в сериалах про бандитскую жизнь. И в этих самых сериалах ничего хорошего от таких машин никто не ожидал. Еще она подозревала, что в погоне обязательно стреляют. Что ж… Она любит мужчину, спина которого сейчас намертво прилипла к ее груди, и она станет его щитом. А ведь как замечательно все начиналось. И почему она не попросила порулить? Он бы не отказал. Он такой замечательный. Людка устыдилась. Как она могла пожалеть для него свою ничтожную, загубленную и никому не нужную жизнь. Как это низко — желать безопасности за счет дорогого, обожаемого человека. Да разве мило ей будет спасение, если оно достанется такой ценой. И, в сущности, к чему ей жизнь без него, без этого потрясающего героя. Он — ее последняя надежда на счастье. Не будет его — не будет счастья, не будет даже надежды. «И пусть стреляют, — лихо решила Людка, еще теснее прижимаясь к спине агента, — пусть. Мое тело пробить трудно. Невозможно даже!»
Она зажмурилась, услыхав легкие хлопки за спиной. «Пусть!» — повторила она про себя, каждую секунду ожидая врезающейся в тело боли.
* * *
До взрыва осталось 05 часов 12 минут 01 секунда.
— Господи, как я устала, — в который раз за время пути проскулила Алиса.
Лина плотно сжала губы, дав себе клятвенное обещание не обращать внимания на стенания сестры. Она тоже устала. И что теперь? Что она с этим может поделать?! Они должны выбраться из этого заколдованного леса, где машину так же легко потерять, как перчатку, а расстаться с жизнью и вовсе не представляет никакой трудности. И это в начале третьего тысячелетия. Не где-нибудь в верховьях Амазонки, где, как говорят, нравы более чем жестокие, а в Подмосковье, средь полей и дачных поселков.
«Вот права была мама, когда отговорила папу дачу покупать! — сказала она себе. — Тысячу раз права! Очень противное место — эти дачи. Даже если не брать во внимание вскапывание огорода…»
— У меня колени ноют, — опять пожаловалась Алиса.
Лина на это только вздохнула.
— Я есть хочу…
«Интересно, если завести разговор про задницу, она перестанет ныть?»
— Я спать хочу…
— А все потому, что у тебя задница толстая. И тащить ее тебе очень тяжело. Ничего, может, похудеешь, кстати.
— У меня, кажется, насморк начинается…
Явное оскорбление не подействовало. Впервые в жизни! Лина обернулась и, с тревогой глянув на сестру, повторила:
— У тебя задница толстая.
— Мне холодно. — Алиса всхлипнула и, споткнувшись о выступающий над землей корень, припала на коленку. — Ну, вот.
Она захныкала. Лина взяла ее за руку, потянула с земли и заговорила ласково, как с ребенком:
— Потерпи немножечко. Смотри, там просвет между деревьями. Наверное, дорога. Или нет, желтое… это поле. А через поле непременно магистраль. Я точно знаю. Правда. Помнишь, мы прошлым летом ездили с родителями к бабушке? И всю дорогу ехали меж полей. Помнишь?
— Ты говорила то же
