Как писатель, я наконец-то почувствовал себя свободным от процесса, который сдерживал меня в течение многих лет, когда я заставлял себя писать песни. Эта борьба закончилась.
В моей голове крутились песни, и я полетел в Нью-Йорк вместе с Лизой, которая возвращалась на «Шоу Косби». Билл изо всех сил старался скрыть ее беременность, отправляя Лизу стоять за большими стульями и кухонными столами. Мы с ней остановились в доме 450 по Брум-стрит, рядом с Мерсер-стрит. Заведение принадлежало фотографу и художнику-концептуалисту Ли Джаффе, который подружился с Бобом Марли и записывал музыку вместе с мастером регги. Ли стал моим приятелем. Он сыграл на губной гармошке на двух треках моей новой пластинки.
Именно на стене рядом с лифтом наших апартаментов я написал черным маркером вдруг всплывшие в голове слова: «Let love rule». Я несколько недель смотрел на эту стену, прежде чем одолжил у Ли гитару и превратил эти три слова в песню.
В Waterfront
Писать песни – это одно, а записывать их – совсем другое. Мне все еще нужно было решить вопросы со студией. Я провел больше десяти лет в студиях, работая с бесчисленными музыкантами и звукоинженерами. Теперь мне нужен был инженер, который понимал бы мое акустическое видение.
Я обратился к парню из Хобокена. Когда я начал работать с Рафом и ребятами, именно Генри Хирш предложил мне сыграть на бас-гитаре. Он уже тогда знал, что евро-поп-звук, который мы тогда создавали, был не в моем стиле. Я рассказал Генри, что в последнее время я писал другую музыку – свою собственную. Когда он попросил меня ее описать, все, что я мог сказать, – это «естественная, теплая и личная». Я сказал Генри, что хочу записать свой собственный Innervisions.
Лиза на 100 % верила в мою музыку и больше всего на свете хотела, чтобы мое видение стало реальностью. Она сделала самый прекрасный шаг и предложила покрыть расходы на аренду студии. Немного превысив бюджет, я неохотно обратился к отцу и попросил у него денег в долг. Как ни странно, он согласился, но не без своего обычного скептицизма: «Я одолжу тебе деньги, – сказал он, – но я уверен, что никогда больше их не увижу».
Генри был очень взволнован и поддержал мой новый проект. У меня была куча винтажного оборудования, которое я купил в Voltage Guitar, недалеко от бульвара Сансет: усилитель Fender с твидовым покрытием, второй усилитель для моей бас-гитары Telecaster, гитару Epiphone Sorrento и ударную установку. Мы прослушивали музыкантов, которые должны были мне аккомпанировать. Какими бы великими они ни были, никто из них не дарил того ощущения, которое я искал. После нескольких неудачных дней Генри предложил мне самому сыграть на всех инструментах.
Я был настроен скептически. Я смотрел документальные фильмы о The Beatles, The Stones, Zeppelin и о Хендриксе, и в моем воображении всегда рождался опыт работы в группе. Я хотел веселиться, чтобы вокруг меня были люди, музыканты, которые могли бы поделиться своими идеями. Но Генри увидел во мне нечто такое, чего я сам в себе не замечал. Его точка зрения заключалась в том, что на великих записях можно прочувствовать истинную личность музыкантов через их инструменты. Это трудоемкий процесс. Чтобы запись получилась абсолютно личной, он убедил меня приложить свою руку ко всем инструментам.
Так я и сделал. Я сыграл и спел все партии. Это далось мне без особых усилий. Я становился разными персонажами в зависимости от инструмента или песни. За барабанной установкой я мог быть Стиви или Ринго. С бас-гитарой в руках я становился грузным чуваком из Мемфиса с сигаретой во рту и пакетом жирных куриных крылышек, лежащим рядом. Играя на гитаре, я превращался в тощего длинноволосого белого парня из Лондона или в фанкового брата с раздутым афро из Детройта.
С моим исполнением и звуковой обработкой Генри мы нашли свой грув. Наша цель заключалась в том, чтобы создать запись, из которой бы сочилась правда. Мы с Генри знали, что лучший способ сделать это – использовать винтажное оборудование, на котором записывались наши любимые классические пластинки в жанре рок и R&B. Мы чувствовали, что именно оно было произведением искусства само по себе, в отличие от оборудования тех времен. Мы хотели тепла, мы хотели органичного звучания, которое позволило бы слушателю прочувствовать мою душу.
В тот день, когда я записал «Let Love Rule», Генри просто посмотрел на меня. Ему не пришлось сказать ни одного слова.
Конец первого раунда.
Зои
Второй раунд.
Мы с Лизой вернулись в Лос-Анджелес во время последнего триместра. Роды были запланированы в нашем прекрасном доме в Венисе. Мы усердно работали и посещали занятия по методу естественных родов Брэдли.
Для Лизы это означало, что она не будет использовать никаких лекарств и эпидуральной анестезии.
Затем время остановилось.
Все случилось в присутствии одной лишь акушерки. Роды были тяжелыми – они длились двадцать четыре часа. Несмотря на мучительную боль, Лиза была предана идее естественных родов. Она была настоящим воином.
Когда показалась голова нашего ребенка, я быстро схватил свою пленочную камеру, чтобы запечатлеть этот момент. Но когда я увидел ее лицо – что было чудом само по себе – я выронил камеру и безудержно заплакал. Это было самое прекрасное зрелище, которое я когда-либо видел. Заметив, что Лиза нуждается в моей помощи, я быстро взял себя в руки и, под руководством нашей акушерки, осторожно вытащил ребенка и перерезал пуповину.
