Книга Осиновый кол прилагается - Елена Станис

— Солнце никогда не взойдёт на западе, реки никогда не повернут вспять… — передразнила я маркиза гнусавым голоском. — А ты никогда не встанешь на ноги, козлина!

Всё остро-колющее у меня изъяли. Можно было разбить окно или зеркало, но излишний шум ни к чему.

К счастью, я знала где находятся покои жирного маркиза.

На цыпочках выскользнула за дверь и крадучись прошмыгнула к лестнице. Дальше вниз по коридору и вот они! Дубовые двери с гравюрой лошади. На моё счастье стражников не было, а двери оказались не скрипучими.

Какие роскошные покои! Что царские палаты! Мраморные статуи, позолоченная умывальня, прекрасная лепнина на стенах и потолке. А нас троих, жмотяра, в одну келью! Ну всё, скоро ты отправишься куда тебе положено!

Наступая на мягкие шкуры убитых животных, коими был застлан весь пол, я подошла к широченной кровати. Морды маркиза видно не было, только щёку, волосы и колпак. Плечи вздымались — тварина ещё дышал. Мне, конечно, хотелось разбудить жиробаса и произнести обличительную речь, чтобы знал от чьих рук он в конце концов откинет копыта, но тот мог заорать, сбежались бы стражники и я бы не завершила свою благую миссию. В общем меньше слов, больше дела. Я подошла ближе, взяла вторую подушку и положила её на морду гадине, перекрывая дыхание, сама навалилась сверху.

И вдруг неожиданно сильные руки маркиза меня резко отстранили. У гада сил оказалось как у здорового! Неужели он так быстро оклемался?!

Вскоре я поняла в чём дело. Это был не маркиз! Донсон Брауниг, будь он трижды не ладен! Мерзкий священник обхватил меня, не давая вырваться, а тем временем в покои вбежали соглядатые. Я полуобернулась: Тилли, Эгберт, Натаниэль.

— Натаниэль! — Крикнула я, надеясь, что мой граф снова вступится за свою Алину, но он молчал, пронзая меня осуждающим взглядом. Как и все остальные присутствующие.

— Алина постепенно теряет свою человечность, — покачал головой Брауниг.

Меня вернули в мои покои, но этого воинствующим самцам показалось мало и меня привязали к кровати.

— Говорил, что до свадьбы будет воздерживаться, а сам сразу к горяченькому, — подмигнула я Натаниэлю, но тот юмора не оценил, видать зацепила моя попытка свести счёты с папашкой.

— Эгберт, милый, останешься со мной хоть ненадолго, — сменила я тактику и объект внимания.

Тот явно не ожидавший от меня просьбы остаться, затормозил. А я «взяла быка за рога».

— В первый раз, когда я тебя увидела, поняла, что нам суждено быть вместе. Я столько ночей мечтала о тебе…

— Алина, — Эгберт было шагнул ко мне, но Натаниэль его затормозил и заставил выйти.

Гадкий собственник! А ведь я фактически не врала, разве что самую малость. Ладно, граф так граф.

— О, Натаниэль, — облизала я губы, — от таких мужчин как ты у девушек подгибаются колени.

Блондинстый аристократ стоял неподвижной статуей. Вот ведь, деревяшка! Я приподнялась, нагнувшись так, чтобы милашка граф мог лицезреть мои достоинства, виднеющиеся из выреза.

— Развяжи, меня, сладкий. Ручаюсь, ты не пожалеешь.

Натаниэль поднял бровь как он это обычно делает когда не может выразить эмоцию словами.

— Странно слышать подобные речи от девицы, — ухмыльнулся ледышка.

— Ваше сиятельство, позвольте мне, — шагнул вперёд Донсон Брауниг. Видать что-то задумал, гадёныш, а быть может…

Сиятельство развернулся и вышел из комнаты, оставляя за собой цитрусово-лавандовый шлейф. За ним последовал Грэг Тилли. Остались только я и Брауниг.

Священник стоял надо мной, внимательно всматриваясь. Неужто решил воспользоваться ситуацией, стервец. Что ж, подыграю ему, несмотря на солидный возраст был в Донсоне Брауниге некий шарм, не стану отрицать.

— Помнишь, тот вечер на бойницах, Донсон, когда ты признался мне в своих детских травмах, а я положила свою руку на твою, а когда ты повернулся ко мне и наши лица оказались так близко, — я облизнула губы. — Если бы ты тогда поцеловал меня, я бы ответила.

Брауниг взглянул на меня с отвращением.

— Я сорок лет противился искушениям, тебе не смутить меня.

Глупец! Нашёл чем хвастаться! И что хорошего в воздержании, в том, чтобы все эти долгие годы держать себя в чёрном теле? Считаешь моего Повелителя заклятым врагом, а ведь для Повелителя ты не враг, а всего лишь вредное насекомое, которое достаточно просто прихлопнуть.

— Так может слишком долго противился? — Я рассмеялась и обнажила плечо.

А вот и взгляд, такой мужской, голодный. Нет, Браунигу не чужды земные желания. Или может это я ему настолько приглянулась?

Что? Неужели решился? Брауниг подошёл ближе, схватил меня за подбородок. Я улыбнулась и приоткрыла губы. И он…

— А-а-а!!! А-а-а!!! — Закричала я от боли.

Мерзавец что-то сунул мне в рот!

Жжение. Жжение. Жжение.

Очнулась я только утром. Руки мне развязали. Рядом на стуле сидел Натаниэль Кристан.

— Натаниэль, — прошептала я, ощущая измождённость, от прошлой бодрости не осталось и следа.

— Как себя чувствуешь? Больше не тянет соблазнять отца Браунига? — Ехидно поинтересовался Натаниэль Кристан.

— Мне так стыдно, — я закрыла глаза, хотелось провалится сквозь землю.

— Надеюсь, — отозвался его сиятельство.

В руках у Натаниэля был свиток с поломанной печатью.

— Помнишь, мы послали голубей дяде в Малтию? В ответ он прислал не голубя, а гонца. Вот с этим, — он развернул бумагу. — Дядя пишет, что на границе Малтии с Виеной в отдалении есть замок, известный местным дурной славой. Хозяин замка именует себя лордом Фьёрсвилдом. У него нет ни стражей, ни вассалов, но не осталось ни одного благородного мужа от границы Малтии до Волжанских земель, что не трепетал бы пред ним.

В дни равноденствия ближайшие к проклятому замку сёла собирают для него «подать на лихо» золотом или «платят дань кровью». Опущу для тебя подробности.

Дважды благородные господа отправляли войска к его замку, но оба штурма длились до первой ночи, а на утро полководцев находили насаженных на кол, а рыцари разбегались как трусливые мыши. После этого подати и дань дважды возрастали.

Дядя отговаривает отца от любой конфронтации. Пишет, что даже малейшая попытка призвать Фьёрсвилда к ответу обречена на провал и не принесёт ничего кроме горя.

Я поднял почти весь гарнизон, оставшиеся люди будут охранять замок. Через пару часов мы выдвигаемся. Если всё получится наваждение спадёт, Алина, и ты будешь прежней.

— Но я уже прежняя, — запротестовала я.

— Брауниг сказал, что просфора имеет временное действие, пока вампир в этом мире, связь, — граф поморщился на этом слове, — сохранится.

— Я тоже еду, — вскочила я на кровати. — Сама смогу держаться в седле, тебя не обременю, — добавила я, видя