пожал Андрею руку и сказал:
— Наслышан о твоих подвигах.
— Мне очень жаль, что так получилось, — вздохнув, произнёс Андрей.
— А как мне жаль, — сказал я. — Ведь я за тебя поручился.
Брат понуро опустил голову и ничего на это не сказал.
— За что ты их? — спросил я.
— Ни за что, — ответил Андрей. — Просто не понравились.
— Я правильно понимаю, ты подошёл к ним, сказал: «Ребята, вы мне не нравитесь» и начал бить?
— Ну, не совсем так.
— Скорее, совсем не так, — не удержалась от замечания Анна Алексеевна. — Если они сделали что-то недостойное, из-за чего ты их избил, то почему ты их покрываешь?
Андрей молчал.
— Ты же понимаешь, что я-то уж точно не поверю, что ты мог кого-то избить из-за обычной неприязни. Что они тебе сделали?
— Оскорбили, — мрачно произнёс Андрей, видимо, поняв, что просто молчать не выйдет.
— Как оскорбили? — уточнила Милютина.
— Простите, но я не хочу вдаваться в подробности, — ответил Андрей.
— Но ты же понимаешь, что это меняет дело? — спросила ректор. — Это, конечно, тебя не оправдывает, но уже не даёт тем ребятам права выставлять себя в качестве совсем уж невинных жертв. Эти оскорбления были на расовой почве?
Андрей молчал, а у меня всё равно произошедшее не укладывалось в голове. Брата воспитывали как эльфа, и я допускал, что в глубине души у него ещё осталось отношение к людям как к низшей расе. Возможно, очень-очень глубоко. Но если так, то он и на оскорбления должен был реагировать как эльф: с презрением к оскорбившим. Нет, не мог мой брат полезть в драку из-за сказанных кем-то слов. Впрочем, оскорбления бывают разными.
— Они оскорбили именно тебя? — уточнил я. — Или нашу семью, или всех эльфов?
— Меня, — ответил брат, но мне показалось, что он говорит неправду.
Я бросил взгляд на Милютину, та улыбнулась — тоже заметила, что Андрей соврал. Впрочем, что касаемо оскорблений, брат говорил правду, но оскорбили явно не его. А кого тогда?
И тут до меня дошло! Ну, конечно же!
Айсулу!
Я ведь сам велел Андрею следить, чтобы её никто не обижал в академии. И всё сразу сложилось. Каким бы воспитанным и хладнокровным ни был эльф — за оскорбление чести девушки он даст в морду кому угодно не раздумывая.
— Кажется, я знаю, кого они оскорбили, — сказал я. — И у этой драки есть как минимум один свидетель.
Милютина с Андреем одновременно посмотрели на меня: ректор — с любопытством, брат — настороженно.
— За девушку заступился? — спросил я брата.
Андрей насупился ещё сильнее, собственно, это было утвердительным ответом на мой вопрос.
— Мы можем пригласить сюда Айсулу? — поинтересовался я у Анны Алексеевны.
— Мы можем пригласить сюда любого студента академии, — ответила ректор и подняла трубку внутреннего телефона, чтобы связаться с секретарём.
— Не надо звать Айсулу, — пробурчал Андрей.
— Ну, ты нам не хочешь ничего говорить, — сказал я. — Может, она хоть что-нибудь объяснит.
— Они её оскорбляли.
— Это было настолько сильным оскорблением, что ты сразу же полез в драку? — поинтересовалась Милютина.
— Не сразу, — ответил Андрей. — Я вообще не собирался драться, я по-хорошему попросил их не цепляться к Айсулу. Но они не поняли по-хорошему, начали смеяться, пошло шутить и окончательно перешли черту.
— Что это были за оскорбления? — спросила Анна Алексеевна.
— Они смеялись над тем, что она говорит по-русски с акцентом, — пояснил брат. — Передразнивали её.
— То есть, налицо признаки ксенофобии, — покачав головой, произнесла ректор. — Я тут с расовыми предрассудками борюсь, а у меня в академии новая зараза расцветает.
Меня же интересовало другое: почему Андрей не хотел называть причину драки? Что такого в том, чтобы признаться, что ты защитил честь девушки? Впрочем, существовал один вариант, при котором поведение брата было объяснимо.
— Айсулу знает, что ты их избил? — спросил я.
— Нет, — ответил брат. — Я не хочу, чтобы она знала. Не думаю, что она одобрит такие методы. Когда эти трое её дразнили, я сделал им замечание, но Айсулу попросила меня не обращать на них внимания. Я видел, что ей неприятно, что она старалась просто не замечать этого, не хотела усугублять ситуацию.
— А ты решил усугубить?
— Я всего лишь хотел с ними поговорить. Нашёл их после занятий, попытался объяснить, что так делать не стоит, что это некрасиво.
— Объяснил, — усмехнулся я.
— Прости, Рома, я не хотел тебя подвести, но как бы ты поступил на моём месте?
— Так же, как и ты, — ответила, вместо меня, Анна Алексеевна, после чего вздохнула и заявила: — Хотите вы этого или не хотите, но Айсулу мне сюда пригласить придётся.
— Но она ни в чём не виновата, — сказал Андрей.
— А её никто ни в чём не обвиняет, — пояснила ректор. — Но на тебя написали три жалобы, и я должна на них отреагировать. На отчисление это, конечно, не тянет, потому что трудно определить, кто из вас начал драку, вдруг они начали первые и наговаривают на тебя. Максимальное наказание для тебя, учитывая, что такое происходит впервые — выговор. А вот оскорбление другого студента на расовой или национальной почве, причём, судя по твоим словам, неоднократные оскорбления — это железно отчисление.
— Вы хотите их отчислить? — удивился Андрей.
— Я хочу, чтобы Айсулу написала заявление на этих ребят, это позволит примирить их с тобой.
— Но как?
— Андрей, не тупи, — снова вступил я в разговор. — Если Айсулу напишет заявление на этих ребят, и им будет грозить исключение, они прибегут к тебе и станут просить, чтобы ты уговорил Айсулу забрать её заявления. И при каких условиях она их заберёт?
— Но это нечестно, — заявил брат. — Нельзя вот так использовать Айсулу.
Всё же эльфийское воспитание — сильная штука, и, похоже, мой брат был стопроцентным эльфом, несмотря на то, что решил учиться среди людей. А эльф, если считает что-то неприемлемым с этической точки зрения, то переубедить его крайне сложно. Хорошо, что Андрея было необязательно переубеждать.
— Тебя никто не спрашивает, что честно, а что нечестно, учитывая, что
