А когда Провидица просит именно это — другое ей не нужно.
— На месте Арнила я бы давно расправился с ней, — ответил Гаральд. — Аштарит — пережиток прошлого. В неё более не верят. Аштариат уже не способна отвести беду, как раньше. Все, что может она, — болтать. Когда-то она была могущественна, в ней был толк. О силе ее ходили легенды, и короли Карнеоласа боялись ее. Но столетия берут свое. Кто-то должен сменить её.
— Кто пожертвует возможностью отдохнуть после смерти ради долгих столетий жизни в этом ободранном кеосском лесу?
— Кто пожертвует вечным покоем ради сохранности Карнеоласа и всего Архея? На подобную жертву способны лишь фавны, — герцог вздохнул. — И Рианоры…
— Рианоры способны на многие жертвы. Особенно Акме.
— И я двадцать лет мечтал о том, чтобы мысль эта перестала меня тревожить, — герцог горько усмехнулся. — Но вместо этого на тропу войны встали мои дочери, возомнив себя равными тебе и Акме.
— Быть может, они и впрямь равны. Быть может, они сильнее. Но сила их еще не проснулась. Атанаис — самая здравомыслящая из всех троих, но даже она безоглядно пустилась в этот несчастный Авалар, то ли решив присмотреть за этими двумя чертями, то ли тоже решив испытать себя.
— И в этом нет ничьей вины, кроме нашей, — жёстко проговорил Гаральд. — Мы, трое, прошедшие через столько, своими глазами видевшие изнутри Кунабулу и все ее хитрости, не смогли втолковать им, что таится за этим наследием. Мы не смогли доказать им, что такая мощь — это не дар. Даром она становится тогда, когда ты знаешь всю глубину и тяжесть ответственности за такое бремя. Что может знать об ответственности Акил, всю жизнь купавшийся в немеркнущей славе отца и мечтавшей о подобных же подвигах? Что знает об ответственности Ишмерай, всю жизнь всеми любимая и тщательно оберегаемая? О такой ответственности не знает даже Атанаис, казалось бы, самая рассудительная из них. Почему? — потому что мы не смогли доходчиво объяснить им. Мы отправили их в Заземелье, ничего толком не рассказав о той силе, которой они владеют. Акме всю жизнь умалчивала о своем даре, мучаясь страхом оттого, что сила эта могла вырваться вновь и поглотить ее. Она никогда никому не рассказывала, как страшна эта мощь может быть. Они — дети, выросшие в мире, среди обычных людей. Они не посвящены в таинство своих способностей.
— Больше всего на свете из всей этой истории меня изумляет терпение Плио, — задумчиво пробормотал Лорен. — Как она еще может терпеть меня? Она всегда ненавидела мою силу, но решилась связать себя с нею на всю жизнь.
— Любила и любит, — последовал ответ. — Да я и не помню, чтобы тебе пришлось долго уговаривать Плио выйти за тебя. Она не просто вышла, она полетела. И даже король, строгий Весхельм Акра не смог отговорить ее.
— Верно, старик меня не любил… — усмехнулся Лорен. — Должно быть, полагал, что я шпион Карнеоласа… Я устроил свой дом подальше от столиц Карнеоласа и Нодрима, в небольшом уютном городе, полагаю, что там обо мне забудут хотя бы ненадолго. Но Карнеолас найдет того, кто ему нужен, даже в Кунабуле. И они никогда не оставят Рианоров, Гаральд. Ты полагаешь, что я принадлежу Плио, а Акме — тебе? Нет. Мы принадлежим Архею. Плио родила сына и дочь не мне, и не тебе Акме родила Атанаис, Ишмерай и Гаспара. Мы породили стражей Архея, на замену себе… И ты сам знаешь это, Гаральд.
— Не хочешь ли ты сказать, что после того случая с Акме, попавшей под влияние Эрешкигаль, моя жена всегда будет принадлежать Кунабуле? — голос Гаральда был спокоен, но слегка дрожал от негодования.
— Я не знаю, — отозвался Лорен, покривив душой: он не мог подтвердить правоту Гаральда, но чувствовал ее. — Но я не раз слышал легенду о черном Сердце Кунабулы. Оно должно быть уничтожено, и тогда на всех землях Архея воцарится мир. Я слабею, Гаральд. Пусть лучше меня поглотит Кунабула, нежели я буду медленно чахнуть на глазах у жены на перинах Брока.
— О чём ты говоришь? — изумился Гаральд. — Что значит слабеешь?
— У всех Рианоров, как бы могущественны они не были, есть один очень большой и серьёзный изъян, — они люди, и божественной крови, если она в них есть, в их жилах течет совсем мало…
Гаральд все еще непонимающе и встревожено глядел на него, ожидая продолжения.
— Исцеляя людей, Гаральд, я отдаю им частицу своей силы, и я не способен восстановить эту частицу. Она не возвращается ко мне. Я давно подозревал это, но уверился не так давно. Когда вся сила покинет меня, я умру.
Гаральд потрясенно глядел на Лорен, а после спросил:
— Кто знает об этом?
— Только ты. И если ты скажешь кому-нибудь — особенно Плио или Акме — клянусь Небом, я убью тебя!
— Не используй более свой свет, — сказал Гаральд. — Не трать сил.
— Как ты себе это представляешь? — горько усмехнулся Лорен. — Кунабула просыпается. Сейчас самое время вступать в битву.
— У этой земли есть не только Рианоры, но и десятки тысяч хорошо обученных воинов!
— Ответь мне, Гаральд Алистер, как правитель, как хозяин целого герцогства, — спокойно отозвался Лорен. — Как ты поступишь — отдашь десять тысяч жизней ради одной? Или одного отдашь ради десяти тысяч?
— Ты — истинный брат своей сестры! — негодующе воскликнул герцог. — У вас один ход мыслей! Вы никогда не берегли себя: ни ты, ни она! Вы помешаны на своем долге и вовсе не думаете о тех, кто любит вас, кому вы нужны не за то, что вы — спасители, защитника, стражи Архея!
Лорен вздохнул и ответил:
— Такова наша судьба, Гаральд. Каждому дается столько, сколько он может унести. Не зря Акме боялась иметь детей. После того, как Эрешкигаль завладела душой Акме, она считала себя чудовищем и была уверена, что передаст свою ужасающую силу своим детям. Именно поэтому она не допускала ни Атанаис, ни Ишмерай, ни Гаспара слишком близко к тайнам их происхождения. Именно поэтому мы растили их в недоверии к этой силе. Но рано или поздно, особенно если сейчас разгорится война, сила их вырвется на свободу, и они никуда не денутся от своего предназначения…
