Атрей, слегка разведя руками, будто желая объять поле и всю землю, что окружала их. — Вот я и дома».
«Ты добрался до Милара?» — удивлённо выдохнула Ишмерай, растеряно оглядываясь.
«Прах мой довезли до Архея и похоронили рядом с моими предками, в моем родном Миларе. Я могу упокоиться с миром…»
Ишмерай тихо вскрикнула. Даже сквозь сон она услышала свой крик.
«Ты же не умер!» — восклицала она, трясясь и рыдая.
«Я не умер, — кивнул Марцелл, глядя на нее своими теплыми черными глазками. — Я буду жить в твоей душе. И ты всегда будешь любить меня. Поэтому я буду спать спокойно».
«Прости меня, Марцелл! — выкрикнула она, пытаясь коснуться его руки. — Я так виновата пред тобой».
«Это я виноват, не смог защитить тебя».
«Куда ты уходишь? — плакала она. — Прошу тебя, останься со мной»
«Я не могу остаться. Я в Миларе, в земле. Ты в Аннабе, продолжаешь дышать и бороться. Ты сильная и упрямая. Ты выберешься».
«Марцелл… — горько выдохнула Ишмерай, пытаясь рукой коснуться его света. — Тебе правда хорошо?»
«Мне очень хорошо… Не плачь обо мне. Живи. Тебе много предстоит пройти…»
«Марцелл! — выдохнула Ишмерай, когда образ его померк. — Марцелл, стой, не уходи! Ты так мне нужен! Я так тоскую о тебе!..»
Ишмерай проснулась. Ей казалось, что он только что сидел рядом. Ей казалось, что он все еще шептал ей в безлунной тьме горького февраля. Её друг, её брат, защитник, её душа.
Но теперь у нее не осталось никого. Ни друга, ни возлюбленного. Они ушли, оставив её жить и бороться в одиночестве.
Ишмерай уткнулась головой в подушку и застонала. Горько, злобно, отчаянно, оглушительно, будто раненый зверь. На последнем издыхании.
Глава 8. Прах, пепел и кровь
Далеко внизу безмятежным морем раскинулись дремучие леса гор Илматара. Скалы нахохлились сизыми вершинами, разливаясь каменным морем, расправляя древние плечи, подпирая ими небеса, высокими стенами укрывая Архей от Заземелья. Тускнеющими сапфирами сияли слезы озер, хмурыми холмами громоздились холмы и густые леса.
«Край глаз радует…» — подумал Лорен, оглядывая панораму.
Гаральд, хмурый, словно туча с самого начала их путешествия, неброско одетый, но внушительный, ехал впереди по узкой горной тропе. Он оставил верного капитана Иэроса в Атии, а с собой взял около двух сотен крепко вооруженных атийцев и сотню карнеоласцев.
«Успеть бы…» — думал Лорен о сыне и племянницах, пропавших без вести.
Отряд мало спал, редко останавливался, и все рвался вперед под предводительством Гаральда Алистера, мрачного, бледного и сурового, будто обсидиановый кунабульский туман. Он говорил только с самыми верными из своих атийцев и почти ни разу не заговорил с Лореном.
«Нет, — думал Лорен. — Если бы девочки погибли, я бы уже знал. Один Рианор не может исчезнуть без того, чтобы другой Рианор не узнал об этом. То же было и с Акме, когда коцитцы забрали её. Сердце мое упорно говорило мне, что она жива. И она оказалась жива. Сколько раз предчувствие безошибочно диктовало мне смерть. И сколько раз оно говорило мне о жизни. Сердце не может ошибаться, когда речь идет о моем сыне, о плоти моей и крови.
— Как мечется… — мрачно пробубнил Руфин Кицвилан с неодобрением поглядев на герцога, который неторопливо ходил взад-вперед у края обрыва. — Отправил дочерей своих в такую даль, теперь с ума сходит.
— Ты-то сам не сходишь? — холодно осведомился Лорен, не глядя на собеседника. — Ты сам без зазрения совести отпустил Сагрию с ними.
— Я оказался также глуп, как и вы, — буркнул тот. — Еще двадцать лет назад я на собственном опыте познал, что когда за дело берется Арнил Вальдеборг и Рианоры — беда, зачинающаяся в Карнеоласе, распустится на весь Архей. Но теперь я решил, что, быть может, все это в прошлом, и девчонке пойдет на пользу это путешествие за заблудшими фавнами. Должно быть, беспечная глупость герцога оказалась заразной, и перекинулась на тебя, а после на меня. Но я не виню его. Не он виновник моих бед. А твой сын, этот распрекрасный сосунок.
— Иди ты к дьяволу, Кицвилан! — огрызнулся Лорен, ошарашено поглядев на него. — Причём тут Акил?
— Не знаю, где были твои глаза, родитель, но я еще давно заметил, что куда бы не пошёл твой смазливый сынок, моя дочь готова сопровождать его повсюду.
— Ты обвиняешь моего сына в том, что твоя дочь влюбилась в него? — хмыкнул Лорен, потрясенно поглядев на него.
— Кого мне ещё винить?!
— Кицвилан, за двадцать лет ты не изменился… — вздохнул Лорен и замолчал.
Ему не было дела до того, кто в кого влюбился, он не намеревался винить кого-либо, кроме себя в том, что произошло. Он мечтал о том, чтобы все эти несмышленые дети поскорее вернулись в Архей живыми и невредимыми.
Отряд двигался быстро и за пару дней добрался до форта Шамалла, а потом дальше, оставив Архей далеко за спиною.
Герцог Атии и главный целитель Нодрима стояли рядом у обрыва, два давних союзника, исходивших бок о бок половину Архея. Воспоминания всколыхнулись в душе Лорена огнём — он помнил, как под гнётом горя по сестре бродил по улицам Мернхольда рядом с Гаральдом, как стоял рядом с ним у обрывов Кунабулы, как неутомимо двигались они к одной цели.
История повторялась и, увы, была столь же горька, как и тогда, двадцать лет назад. И снова объединяло их общее горе и страхи. Но на этот раз Лорен старался думать о том, что все будет хорошо. Как тогда оказалось с Акме.
— Всё это предприятие с фавнами провалилось, — тихо проговорил Лорен. — Царица их исчезла. Скорее всего, погибла. А Провидица велела нам привезти именно её.
— Обойдёмся без их царицы, — отрезал Гаральд. — Атариатис Рианор унял гонор Кунабулы и без Авалара.
— Поэтому Кунабула проснулась снова.
— Возьмём с собой дюжину фавнов, и пусть они выбирают из этой дюжины новую царицу и корчат из себя единое государство.
— Аштариат хотела видеть именно царицу, эту Атаргату, — возразил Лорен. —
