Кира спасет Текан от Пагубы? Может быть, но вряд ли надолго. Пагуба, кроме всего прочего, как дождь после засухи.
— Кровавый дождь, — заметил Квен. — Скорее уж как пожар.
— Или как пожар, — согласился Тепу. — Как очистительный пожар. Как пожар, который выжигает поле, заросшее сорняком. Пепел удобрит почву, и урожай на этом поле будет в разы лучше, чем прежде. Так вот ты, Квен, сейчас ищешь на этом поле очень вредоносный сорняк. А найдешь ли ты его, или нет, все едино, прочие-то сорняки разрослись так, что и не совладать. Ну отодвинем мы Пагубу на год-другой, и что с того?
— В Харкисе мы отодвинули ее на десять лет, — заметил Квен. — И если эти десять лет Пустота не была обеспокоена тем, что Кир Харти выжил, может быть, даже не знала об этом, говорит о том, что она знает не все?
— Хороший вопрос, хороший, — засмеялся Тепу. — Многие из тех, кто задавал его даже сам себе, закончили свои дни на моем помосте. А многие и закончат еще. Но вернемся к лживым доносам, вернемся к Киру Харти. Что, кроме всего прочего, значит казнь на помосте? Урок подданным иши, наставление, наказ. Разве оттого, что будет распят невиновный, урок перестанет быть уроком? Нет. Крики невинного еще сильнее действуют на разум и чувства детей Пустоты. Тогда спросим о Кире Харти. Как известно, десять лет мы считали, что Сакува уничтожены все.
— Именно так, — кивнул Квен. — Выходит, что священная Пустота была того же мнения?
— У Пустоты нет мнения, — зажмурился Тепу. — Пустота — суть всего. Какое мнение может быть у сути? Не представляй себе благородную бесконечность Пустоты, сотворительницу и благодетельницу Салпы в виде кого-то, кто может иметь мнение, привычки, кто может ошибаться. Пустота как ураган, который направляется волею, но не волею личностною, не волею существа, а волею сущности, понять которую нам не дано. Десять лет назад Пустота дала нам знать, что клан Сакува должен быть уничтожен. Мы его уничтожили, и Пустота была удовлетворена нашими действиями, поскольку ее удовлетворенность питается нашей уверенностью. Теперь этой уверенности нет. Таким образом, покуда мы не будем уверены, что Кир Харти уничтожен, не будет и удовлетворенности Пустоты. Даже если тот же Тамаш лично увидит смерть Кира Харти. Пустоте нужны мы, а не ее враги.
— Именно так? — переспросил Квен.
— Именно так, — кивнул Тепу.
— А также пища, которую ей поставляют доблестные храмовники? — Квен медленно поднялся, скривил губы в усмешке. — «Пустоте нужны мы, а не ее враги». Значит, у Пустоты все-таки могут быть и враги? А знаешь ли, почтенный Тепу, что сказал однажды мне мой отец? Когда я еще был мальчишкой, я пришел к нему и пожаловался, что в школе ловчих есть один пригретый ишей бродяжка, имя которому Эпп, который не дает мне прохода. Он всегда старается показать свою силу, он во всем хочет быть первым, он не сносит обиды, он лезет в драку с любым, даже с теми, кто сильнее его, кто знатнее его, с теми, даже туфли которых он недостоин целовать. И что же он мне ответил? «По собственным врагам оценивай самого себя. Если этот Эпп и в самом деле бродяга, который не заслуживает внимания, но ты числишь себя его врагом, тогда и ты ничем не лучше Эппа. Но если он будущий неустрашимый воин, тогда ты — его достойный противник. Подумай об этом, сын».
— И ты, конечно, подумал? — оскалил мелкие зубки Тепу.
— Подумал, — кивнул Квен. — И знаешь, даже сдружился с Эппом. Настолько, насколько мог сдружиться с безродным. Он и в самом деле оказался достойным противником. А ведь мог бы остаться и безродным бродягой. Понимаешь? Все зависело от меня.
— Не сравнивай, — захохотал Тепу. — От тебя ничего не зависит. И не соотноси себя с Пустотой, поскольку нельзя соотнести ливень, который смывает все, и плевок. А мы все — плевочки Пустоты, пусть даже кто-то из нас погуще замешен да быстрее летит.
— Ты пришел ко мне, чтобы сравнить меня с плевком? — медленно проговорил Квен.
Все-таки трусость Тепу никуда не делась. С ранних лет Квен усвоил прочно: нет ничего омерзительнее труса, который начинает повелевать другими. К счастью, Тепу не мог повелевать воеводой. Более того, ни одного арува смотритель не мог распять на помосте, не согласуя это с ураем клана. А уж что касалось Квена, то Тепу понимал: если воевода захочет, никто не удержит его от искушения снести толстяку голову, даже угроза собственной смерти. И, понимая все это, смотритель засуетился, зашмыгал носом, захлопал глазками, даже поднялся со скамьи и принялся тереть пальцами медный диск на собственной груди.
— Не о том ты говоришь, досточтимый воевода, не о том, — суетливо полился дрожащий говорок. — Что есть мы, что есть Пустота. Когда соотносишь одно с другим, понимаешь суетность и временность каждого из нас. Другая весть привела меня к тебе, Квен, другая. Я, конечно, знаю, что именно тебе блистательный иша поручил выполнение веления Пустоты, ну так и явился, чтобы сообщить кое-что. Дело ведь в чем. Как ты помнишь, Харкис был снесен до основания, затем он сам и пепелище, на котором были сожжены тела Зрячих, были засыпаны солью?
— Помню, — кивнул Квен. — Теперь там солончак. Со всей округи зверье приходит полизать землю и камни.
— Так вот, кое-что от Харкиса осталось, — продолжил Тепу. — И не только этот самый Кир Харти. Остались книги харкисского смотрителя. Прошлый смотритель повелел их сохранить, потому как именно харкисский смотритель был ярым служителем Пустоты. Понятно, что как Сакува он тоже был убит и его уши нашли место в моих мешках, но ведь это нисколько не умаляет его службы?
— И что же интересного ты нашел в тех книгах? — спросил Квен.
— Ну, интересного очень много! — оживился Тепу. — Хотя урай Сакува не давал ему особо развернуться. Ни один из Сакува не был казнен за многие годы. Ни одно обвинение в колдовстве не было закончено дознанием на помосте, да и сам помост пришел в негодность. Как известно, все, что не служит делу, все приходит в негодность. Так вот, этот смотритель весь свой пыл служения Пустоте направлял не только на присмотр за обыденной жизнью Харкиса, но и на письменные отчеты о своем присмотре. Он заносил в опись получаемые доносы и описывал, почему по ним не было принято долженствующих мер.
— И много было доносов? — спросил Квен.
— Мало! — воскликнул Тепу. — Ужасающе мало! Да и те, что имелись, как правило, были написаны инородцами, выходцами из других кланов. Сакува отчего-то не
