Сата была красива, воспитанна и умна. Алхаст, естественно, видел все это – его глаза оставались все теми же… И все же… Сата была какой-то несовременной, что ли. Какая-то далекая… далекая для руки и страстного слова… Не то что там, в городе, где все доступно, все можно познать не только глазами, но и шальным прикосновением… А любовь Саты… Это уже был груз, который все время тянул Алхаста назад, не отпуская его в свободное плавание по бушующему морю страстей. И не доставало у этого чувства сил, чтобы уберечь в любимом все то благородное, что медленно, но верно подавлялось вседозволенностью города…
Новоиспеченный горожанин уже тяготился любовью девушки из аула.
…Алхаст пошел к роднику, твердо решив освободить Сату от данного ему слова и вернуть кольцо, когда-то подаренное ему в знак чистой и вечной любви. Залог верности.
Пригласил девушку к роднику.
Сата, терзаемая тревожными предчувствиями, как всегда, остановилась под грушей.
– Сата, от всего сердца благодарю тебя за то внимание и уважение, которые ты проявляла ко мне, – тихо произнес Алхаст, пряча от девушки глаза. – Я был слишком юн и не понимал, что мне нужно и чего мне хочется… оказывается, не понимал… Ты очень красива, Сата… ты прекрасный человек, о тебе я могу сказать только хорошее. Я горд, что был удостоен твоим вниманием… Будь счастлива, Сата… Я освобождаю тебя от данного мне слова…
Сата осталась стоять, прислонив вдруг обессилевшее тело к вековому стволу равнодушной уже груши, прижав маленькие ручки к щекам, с глазами, полными слез, и подрагивающими губами. Ноги налились свинцом, а последние усилия умирающей воли уходили на то, чтобы сдержать рвущийся из груди крик оскорбленной души и разбитого сердца…
…Так и закончилась эта история, начинавшаяся, как сказка… История любви, которая будет терзать Алхаста муками сожаления до самой смерти…
То была чистая любовь, обласканная лесами, травами и ароматном этого чудесного края… Любовь, зародившаяся на воле и именно поэтому погубленная безжалостным роком – греховным дитём зла…
Ибо зло не может допустить, чтобы человек наслаждался волей…
*********
ГЛАВА 4
В народе говорят – петух не прокричит, пока не увидит Божьего ангела.
Рано утром пернатые гордецы вразнобой заголосили в своих гаремах, будто и в самом деле целый сонм небесных созданий спустился в аул. Этот невообразимый гвалт, от которого он уже успел отвыкнуть, разбудил Алхаста.
Пока он совершал во дворе омовение, прокричал и муэдзин с минарета. В предрассветной тишине его голос казался особенно чистым и мелодичным.
Совершив утреннюю молитву, Алхаст снова вышел во двор.
Невестка уже накрывала на стол.
– Дика К,ант1, ты позавтракаешь с братом?
– Он что, уходит на работу в такую рань?
– Да. Иногда еще раньше, чтобы успеть поработать до дневной жары. К полудню с поля возвращаются в мастерскую, там они хотя бы в тени. А дни-то нынче вон какие… Такая духотища…
Алхаст подсел к столу.
– Перекушу с Солтой и тоже, наверное, пойду.
– Ты-то куда? Приляг, поспи еще, твой брат говорил, ты только под утро лег.
– Хочу прогуляться по лесу вокруг аула. Я ведь скучал по этим местам, Малика. Немного пройдусь и вернусь… Кстати, ты не знаешь, Имран дома, давненько я не виделся с ним? Раньше мой друг частенько наведывался ко мне в город, но вот уже несколько месяцев не появлялся и там.
– Иногда встречаю на улице. Может, кого-нибудь из детей послать за ним?
– Нет-нет, не нужно, вечером сам к нему зайду. Заодно увижу Нахапу и детей.
Отломив краешек лепешки, Алхаст обмакнул его в сметану.
– Не тяжело со скотинкой-то? Говорят, люди потихоньку избавляются от буренок.
– Даже не знаю, Дика К,ант, почему люди так задешево распродают своих буренок. Вроде бы еще никогда здесь не было такого простора для выпаса. Все аульские поля, не засеваемые никем, превратились в сплошные пастбища. Изредка посылаю детей присмотреть за скотинкой, а так пасется в свое удовольствие. Так что, корову или буйвола какого держать – сейчас одно удовольствие. Непонятно, о чем люди думают…
Алхаст покрутил головой.
– Что, отошли люди от земли?
Малика налила деверю чай и присела напротив.
– Да, в нашем ауле уже почти все чураются работы в поле. Ринулись в города… Не знаю, что за благодать они там нашли. Можно подумать, в городе это все медом намазано…
– Никакой благодати, Малика, они там не нашли, да и разворовано уже все теми, кто заварил в республике эту кашу. А эти бедолаги, что сбежались туда со всех аулов… носятся бесцельно по городу, словно туристы какие-то… Ну да ладно, этим несчастным мы с тобой ничем не сможем помочь, будем уповать на Всевышнего! – Алхаст поднялся. – Малика, Солта предлагал мне остановиться у вас, смотри, не поддакивай ему. Я хочу поселиться в доме, где жили Аба2 и Марет. Там мне будет проще и удобней. Да и со своими старыми записями надо поработать, а это можно делать только в тишине.
– Это же далеко, Дика К,ант. Да и кто тебе будет там готовить? Оставайся здесь… Зачем тебе каждый раз ходить так далеко, ведь твой брат не станет есть, если не будет уверен, что ты сыт. Обязательно обяжет тебя приходить к завтраку и ужину. В обед-то его и самого не бывает.
– И буду приходить, заодно и тренировка будет для ног… ну, чтоб аппетит нагулять, – засмеялся Алхаст. – И вообще, Малика, я не собираюсь так уж долго столоваться у тебя. Может же и у меня появиться хозяйка в доме, вроде и года не совсем юные, да и дорогие невестки мои, я надеюсь, подсуетятся…
Глаза Малики блеснули неподдельным азартом. Да-да, Малика прежде всего была женщиной. А была ли на этом свете женщина, которой сватовство и свадебная суета не доставляли бы высшее удовольствие?!
– Если бы ты знал, Дика К,ант, какая прелестная девушка живет по соседству с моими родителями, если бы ты ее видел!..
Алхаст улыбнулся и выставил вперед руки.
–Нет-нет, Малика, не так быстро, давай немного повременим с этим. Поговорим об этом потом, успеется еще. Да и Солта уже идет сюда, может услышать.
– Ты уже встал, что ж так рано? – присел Солта к столу. – Садись, перекусим…
– Да я уже успел поесть, пойду, пройдусь немного.
– Ладно, иди уж, я знал, что ты захочешь прогуляться. – Солта начал быстро есть. – Но слишком далеко в лес не углубляйся. Там бродят какие-то типы, сбившиеся в банды. Чисто дикари! Непонятно, чьи и откуда, ничего человеческого ни в облике, ни в словах.
