явно обсуждая нас. – К ногам ластилась нежной кошечкой! Примите нас, господин, – произносит кривляясь, переходя на тоненький, будто девичий, голосок. – Мы – брошенная стая! Мы погибнем одни! А вам будем служить верой и правдой! Вы не пожалеете, господин! – Изображает девицу, которая красуется и хлопает глазками. – Плечико оголяла, трогала всяко! Фу!
Третий Брат Небесного Императора притворно морщится. Затем разливает ароматное персиковое вино по чашкам, предлагает нам и продолжает:
– Ни стыда ни совести! Хуже лисицы! И что вы думаете? Я же добрый – пожалел, впустил, лучшие покои несчастным брошенным женщинам выделил. И если вы полагаете, что дождался благодарности или служения, о котором говорилось, то вы сильно ошибаетесь! Мало того что эти кошки закошмарили мне весь гарем, они еще и меня ни во что не ставили! Будто не они, а я им служить должен. Вон, взгляните на них – ни грамма почтения! Так что если уйдут к своему Хушэню – держать не стану. Они у меня уже вот где! – Князь Ин проводит ладонью по шее. – Давайте выпьем! А то я с этими тигрицами на трезвую не могу. – Наклоняется к нам, обнимает за плечи и шепчет: – Я их боюсь!
Да уж, поистрепалось величие у Его Высочества. Потускнел нарядный хвост! А всего-то и надо было стае крупных полосатых кошек проникнуть в его павлинник. Бедная, бедная птичка, судьба тебя к этому явно не готовила, да?
Кстати о птичках. Кажется, мне надо вернуться и задать Вэньчану один интересный вопрос. Он все время вертелся у меня на устах, но я не хотела поднимать эту тему при Пепле.
Я встаю, вежливо прощаюсь и прошу своего стража не следовать за мной, хоть он и порывается. К счастью, мои мальчики всегда были понимающими, они видели больше, чем я произносила. Обжегшись много раз, все-таки научились читать мое темное, охваченное Предвечным Пламенем Хаоса сердце.
Мягко улыбаюсь своему Пеплу, легко трогаю серебристую макушку и уношусь прочь. Туда, где качается в гамаке, засыпанном алыми цветами, будто кровавыми брызгами, Создатель Всего Сущего.
– Так и знал, что ты вернешься, – говорит он, приоткрывая один глаз. – Слышал, как вопрос прыгал у тебя на языке. Задавай, коль пришла.
– Ты ведь можешь принимать любой облик? – говорю, подходя совсем близко и опускаясь у его ног.
Вэньчан приподнимается и смотрит на меня. Мне даже становится немного неловко от совершенной зелени его глаз.
– Да, – отвечает он, – разумеется. Ведь, в конце концов, я сам же эти облики и придумал. Сам сочинил их вот в этой голове. – Стучит тонким пальцем по своему виску.
– Тогда почему птицы-зарянки?
В своей жизни я относительно близко знала лишь одну: Чжэнь Цянцян, любимую наложницу Наследного Принца. В ее огромных зеленых глазах плескалась такая горечь, что мне невольно хотелось обнять и поддержать. Только гордая красавица Цянцян не терпела жалости к себе. Даже когда Линь Вэйюань лично выжигал ей золотое ядро, она не корчилась от боли, смотрела прямо и смеялась ему в лицо.
– Вы всегда были жалкими трусами, небесные. Всегда прятались за спинами других. Это из-за вас сгинул мой народ! Погибла древняя и прекрасная раса! Небеса покарают вас! – кричала она, падая в Котел Перерождений, лишенная права воплотиться здесь вновь, обреченная на вечное существование в Мире Смертных.
И кара настигла. Линь Вэньюань швырнул корону Наследного Принца к трону своих венценосных родителей, надел черную форму командира теневых стражей и навсегда покинул дворец. А других наследников у императорской четы больше не было.
Я никогда не лезла в душу к Чжэнь Цянцян. Мы не были с ней такими уж близкими подругами, да и жизнь Небесного Царства в те времена не очень-то интересовала меня. Поэтому понятия не имею, что конкретно произошло с народом птиц-зарянок – одним из древнейших племен первочудовищ. Но чувствую, что эта история как-то связана с первым Искажением и появлением Изначальной Бесовки.
Но Вэньчан-то знает! Поэтому я жду, что он расскажет. Однако Творец лишь горько вздыхает, роняет голову в ладони и бормочет:
– Это все, что я могу для них сделать…
И я понимаю – подробностей мне не узнать и в этот раз.
Эпизод 27
Так вот ты какой, тигриный рай!
Что ж, раз ответа не дождусь – буду действовать, как всегда, самостоятельно. Только потом не вините меня за последствия, господа и госпожи небесные. Мы, чудовища, не так ловки и церемонны. Если заденем ненароком коготком или зубом – не обессудьте. Нынче, только разодрав и раскусив, можно добраться до правды.
Встаю, откланиваюсь, оставляя Вэньчана наедине с его творческим кризисом, и направляюсь к Башне Страстей. Устала узнавать информацию от третьих лиц. Мне и самой есть что спросить у Бесовки. Прав был Пепел: нужно выслушать обе стороны.
Только дорогу пересекает, будто черная вспышка, Фэн Лэйшэн. Нет, не так! Фэн Лэйшэн, злющий, как все демоны Диюя.
– Разве я не сказал тебе угомонить своего кота? – Владыка Ночи зависает предо мной, сложив руки на груди.
Сначала мне хочется фыркнуть и заявить: а разве я позволяла тебе командовать мной? Но потом решаю: пусть побудет сегодня грозным и главным. В конце концов, ему идет.
– И как, ты предполагаешь, я должна это сделать? – Вскидываю брови.
– Мне рассказать тебе, великой Дайюй Цзиньхуа, как действует связь хозяина и прислужника?
– Не трудись. Я бы никогда не стала его принуждать. Это вы, небесные, легко накладываете печати, выжигаете золотые ядра, вонзаете отравленные кинжалы в сердце. Мы, чудовища, ценим свободу выбора – свою и других.
Но вся моя пафосная речь – обличительные разоблачения Великой Дайюй Цзиньхуа – тонет в громком и весьма непочтительном вопле. Мимо нас, непристойно ругаясь, проносится тигриная чета.
Правильный зануда Фэн Лэйшэн брезгливо морщится.
– Это ты называешь свободой выбора? Они же сейчас все Небесное Царство разнесут!
Пф-ф… Здешним зазнайкам из белокаменных палат лишняя встряска только на пользу! А то совсем уже замшели под сводами правил и ограничений. Презираю этих лицемеров: все носятся со своей любовью, а сами едва ли не ноги об нее вытирают. Не видела, чтобы хоть один бился за свою любовь. Тигры вон сражаются как умеют, но зато искренне.
Хушэнь подбегает к Фэн Лэйшэну, ныряет ему за спину, кладет руки на плечи и канючит:
– Дознаватель Фэн! – Но моментально осекается и переходит на более подобострастный тон: – Великий Владыка Ночи, спасите! Эта бешеная тигрица меня прикончит!
Нянь Эньжу останавливается поодаль,
