размышления! Пора убираться отсюда!». Через окно ветер загнал еще один порыв, который прошел через перила и развеялся на первом этаже. За дверью раздались шаги и кашель. В отдалении горланили люди.
«Исторический день, мать вашу!», — выкрикнул кто-то.
Я перемахнул ногу через перекладину, и замер, окинул взглядом кабинет и ужаснулся своей работе.
«Де-ли-тант! Вот кто я!».
Все было перевернуто, и буквально кричало о том, что «меня обокрали». Под дверью показались тени. Я выждал момент, и, когда дверь щелкнула, я отпустил руки. Падение было недолгим. Я приземлился точь-в-точь в тот момент, когда дверь распахнулась и ударилась о стену.
Дальше были только двери, двери сами вывели меня на улицу. Я шлепал по сухим листьям и бранил себя. «Да что со мной! Словно я… уже не я». Снаружи все также слышались голоса, горели свечи в окнах. А я уходил в тень, все больше понимая абсурдность своего плана, который сработал не так, как планировалось. «Это все тот поганый Таффер».
Донал прикрыл дверь за собой и не заметил никаких изменений с момента своего отлучения. Только разве что слуги не приставали к нему с их вечными улыбками, за которыми скрывалась жалось к самому себе и бедность. Он поднялся по лестнице и прошествовал в картинную галерею. Зайдя внутрь, он учуял какой-то посторонний запах. «Говори не говори — а все равно будут заходить в эту комнату! К черту…, пусть заходят, уму разуму научаются!». Он снял с гвоздика самую свою ценную картину и взглянул на сейф, который берег, казалось, всю его жизнь.
Через какое-то время Донал спускался по широкой лестнице, пытаясь удержать все четыре оговоренные картины в сильных и длинных руках.
— Вы двое — ко мне! Пойдете со мной, так, на крайний случай! — крикнул Донал последним его охранникам, что в спешке собирали вещи.
— Что-то важное, вашество?
— Нет, просто настал исторический момент.
— Рубен? Он…?
— Рубен исправляется. Теперь все будет по-другому. Я уже стар, боюсь, не донесу все это добро! Так что быстро ко мне!
Черные кусты скрывали его, а он, задумчивый, прогуливался по своему садику. Огни из окон освещали лужайку, закупоренную внутри города, словно корабельное дно. Недавно это дно было пробито, а сейчас опять на скорую руку залатано. Рубен хотел верить, что все шло так, как и задумывалось, ведь на дырявом корабле в плавание не отправляются. Черные кусты скрывали его, пока он медленно подходил к своему особняку. Он уже начинал слышать привычный шум его банды. «Чем бы потом заняться? На какое дело кинутся?». Он практически дошел до двери, но какое-то чувство усадило его на деревянную лавку неподалеку.
«И чего хочет тот человек за эту вазу?».
Зайдя внутрь, Рубен вмиг успокоил своих ручных собачек. Они заранее знали, что так будет, потому и веселились в его отсутствие.
На втором этаже уже лежала стопка книг, назначенная на обмен. Одна книга валялась на полу. «Наверное, опять кто-то из моих носился». Рубен подобрал книгу одной рукой, в другой — обхватил, как родную женщину, все остальные тома. Он не стал заходить еще куда-нибудь, «ведь дела важнее всего». Он отдал приказ быть наготове, а сам запер дверь и скрылся за верандой.
По пути ему встретилась личная команда.
— Ну что, господа, мы возвращаемся к настоящей работе! Уже скоро!
Все десять человек разом радостно заверещали в предвкушении чего-то нового. Рубен же довольно ухмыльнулся, прошел через туннель и направился в сторону Таффера. Раньше он не замечал окружающей тишины, шел так, в раздумьях. Много думал о человеке, которому они с Доналом планировали сбыть ценнейшую вазу из Египта.
«Тот человек выразил небывалый интерес к этой вазе… М-м, это занятно. Ничего о нем не знаем, а он, казалось, знает о нас все. Подозрительный тип».
Кованные сапоги защелкали по металлическому полу. Пол был заложен давным-давно, еще Молотами. Вскоре раздался стук. Рубен выдыхал клубы пара: влажность под землей поднялась из-за начавшегося дождя. Первые несколько секунд он не получил никакого ответа, но вскоре засов заскрипел, и ручка дернулась. Внутри Рубена поразила та чистота, которая лезла из всех щелей. Кровать застелена, книги стоят по местам, стол вылизан, как лысина. Таффер даже не взглянул на вошедшего, а просто уселся в кресло и сложил руки на столе. В воздухе повисло молчание и некая не выраженная эмоция. От всего этого у Рубена уже распирало вески. Он не собирался это терпеть.
— Ну что? Что такое?
Но Таффер молчал, опустив голову. Потом в его глазах что-то изменилось, и он взглянул ими на Рубена. Потом вновь разгоряченное пламя высветило лицо Тафферу. Его стрельнувший взгляд. Взгляд был прикован к камину, который вновь горел и давал тепло.
Когда я оказался в саду, трещали кузнечики. Воздух, сам эфир был пропитан ночной влагой, а сонные бездвижные кусты заманивали меня прилечь отдохнуть. Только тогда я заметил, как сильно устал, как ныли мои ноги, как болела голова. «Соберись, Гаррэт, последний прыжок за вазой и домой!». Да-м, не припоминаю, когда еще я так много шевелил ногами. От блуждания по темным закоулкам канализации, мои глаза видели еще хуже. Я пропускал нужные указатели, которые так любезно расположили люди Гильдии, и приходилось возвращаться назад. Каждый такой раз я чертыхался и не мог сдержать себя, чтобы не сплюнуть всю горечь этого места на пол.
Особняк Донала в конец опустел, я смог беспрепятственно подняться на второй этаж, так как не услышал ни одного звука. Меня это вполне устраивало, больше не хотелось напрягаться.
На стене не доставало четырех картин, что навело меня на мысль, что «Донал что-то замышляет без моего ведома». А также на вторую мысль: «Пока меня не было, он был здесь… Не заметил ли он, что и я был здесь?».
Я снял прекрасную картину. Волнение. «Что, если он вынес уже вазу? Ч-что, если он догадался?».
Ключ натужно вошел в замок. Проскользнул против часовой стрелки, и уперся во что-то твердое, тогда мои пальцы погнали его по часовой стрелке, и внутри что-то со звоном натянулось. Я затаил дыхание. Сделал еще один поворот.
Без какого-либо усилия дверца отпрыгнула от корпуса, замок отпустил ключ, и тут даже самый слепой человек заметил бы, что внутри стояла…
«ВАЗА!»
Посредине металлического короба на подставке стояла ваза. Стройная с красивыми такими розовыми лепестками и непонятными каракулями вдоль нее. Я загораживал свет, но даже так я отлично видел, насколько она блестела, словно из ее жерла хлестали бесконечные струйки воды. Кожаные зажимы на
