— Ничего?
— Ровным счетом ничего. Можешь взять ее себе. Знаешь, я чертовски устал таскать с собой повсюду эту штуку.
Я прошел в комнату, где его мама разглядывала полотно.
— Выглядит, что надо, — заметил я.
— Еще бы! Знаешь, нам здорово повезло, что Мондриан не баловался акриловыми красками. Иначе бы он производил по пятьсот картин в год.
— А что, он производил меньше?
— Не намного.
Я дотронулся до полотна кончиком пальца.
— Вроде бы высохло, — сказал я.
— И ждет своей участи, — вздохнула она и взяла с подставки какой-то устрашающего вида инструмент с изогнутым лезвием. Кажется, то был нож для разрезания линолеума. Сам я сделан не из линолеума, но определенно не стану выводить из себя человека с подобным предметом в руке. Точнее говоря, Дениз. — Это используют для удаления неровностей, — объяснила она. — Так ты не передумал?
— Нет.
— Ну, смотри. Значит, около дюйма? Примерно так?
— Думаю, будет в самый раз.
— Ну ладно, поехали! — сказала она и начала вырезать полотно из подрамника.
Я наблюдал за процессом. Выглядел он огорчительно. Ведь я видел, как она создавала картину, я и сам приложил к этому руку, помогал грунтовать полотно, выравнивал поверхность, покрывал ее специальной пленкой, затем отдирал эту пленку, чтоб быстрее высохли краски. И знал, что Мондриан имеет к этому произведению не больше отношения, чем, скажем, Рембрандт, и все равно где-то внизу живота у меня возникло странное ощущение — все так и сжалось, — когда я увидел, как нож полосует картину, словно это и не картина вовсе, а кусок линолеума.
Я отвернулся и отошел в сторону, туда, где Джейрид, распластавшись на полу, выписывал на большом квадратном куске картона два слова: «Это несправедливо!» Несколько уже готовых лозунгов, аккуратно прикрепленных к деревянным плашкам, стояли прислоненные к металлическому столику.
— Отличная работа, — сказал я ему.
— Да, смотреться будут нормально, — ответил он. — Вообще-то стиль подачи материала в массмедиа здорово изменился.
— Ну и чудесно.
— Вот это в наши дни называется «перформанс», — заметила Дениз. — Сперва пишете картину, затем уничтожаете ее. Теперь нам недостает только завернутого в алюминиевую фольгу. Прямо сейчас завернем или ты сперва поешь?
— Ни то ни другое, — ответил я и начал раздеваться.
Я явился в галерею Хьюлетта в начале четвертого, чувствуя себя в костюме несколько скованно. На мне по-прежнему красовались шляпа и очки в роговой оправе с простыми стеклами — от последних примерно с час назад жутко разболелась голова.
Я безропотно протянул положенный сбор, два доллара пятьдесят центов, прошел турникет, а затем поднялся на свой любимый второй этаж.
К этому времени у меня развилось довольно стойкое тревожное предчувствие, что нашего Мондриана могли перевесить или же снять со стенки с целью переноса на какую-нибудь другую выставку, но «Композиция в цвете» оказалась там, где ей и полагалось быть. Первое, что я подумал, увидев ее: нет, эта картина ничуть не похожа на то, что мы совместными усилиями соорудили в мастерской Дениз. Пропорции и краски совершенно не те. Мы произвели нечто аналогичное карандашной копии, сделанной ребенком со знаменитой «Моны Лизы». Я взглянул еще раз и пришел к выводу, что достоверность, как и красота, понятие весьма относительное. Вот, к примеру, полотно на стене выглядит нормально лишь потому, что оно на стене и рядом прикреплена маленькая бронзовая табличка, подтверждающая подлинность данного творения.
Какое-то время я просто смотрел на картину, затем немного побродил по залу.
Спустившись вниз, на первый этаж, прошел по залу, увешанному полотнами французских художников XVIII века… Буше и Фрагонар, идиллические буколические сценки из жизни фавнов, нимф и пастушек. На одной из картин красовалась парочка босоногих селян, очень уютно устроившихся перекусить на лесной поляне, а перед ней под бдительным оком охранника в униформе стояли Кэролайн и Элисон.
— А вы обратили внимание, — шепнул я им, — что у обоих этих невинных созданий ступня Мортона?
— А это еще что?
— Это значит, что второй палец ступни длиннее большого пальца, — объяснил я, — и, если они захотят участвовать в марафоне, им потребуется специальная ортопедическая обувь.
— Не больно-то они похожи на бегунов, — заметила Кэролайн. — Да и вообще, какие-то корявые и неуклюжие, точно жабы, и единственный марафон, в котором они могут…
— Джейрид со своей командой уже занял исходные позиции на улице, — перебил ее я. — Минут пять еще подождем, и начали. О'кей?
— О'кей.
Зайдя в кабинку мужского туалета, я снял пиджак и рубашку, затем снова надел их и, чувствуя изрядное облегчение, вернулся в галерею, в зал, где висел Мондриан. Никто не обратил на меня ни малейшего внимания, потому что у входа в здание слышались какие-то крики, шум и возня, и люди потянулись к выходу — посмотреть, что происходит.
Тут моих ушей достигло скандирование:
— Три-четыре, пять-пятнадцать! Дайте нам искусство, чтоб развиваться!
Я подошел к Мондриану поближе. Время тянулось, ребятишки продолжали скандировать, и я, наверно в тысячный раз взглянув на часы, начал уже было беспокоиться, чего же они там медлят, как вдруг разразился сущий ад.
Послышался громкий звук, напоминающий раскат грома, рев выхлопных газов какого-нибудь трейлера, взрыв бомбы, на худой конец — хлопок шутихи, неведомо как уцелевшей со дня 4-го Июля.[35]А затем откуда-то с другой стороны повалил дым и раздались крики: «Пожар! Пожар! Бегите, спасайтесь!»
Дым сгущался с каждой секундой. Люди метались из стороны в сторону. А что сделал я? Я сорвал Мондриана со стены и кинулся в туалет.
И едва не сбил с ног лысеющего толстяка, который как раз в этот миг вышел из кабинки.
— Пожар! — завопил я. — Бегите! Бегите, спасайтесь!
— Господи Боже, — пробормотал он и выбежал прочь.
И я через несколько минут последовал его примеру. Вышел из туалета, сбежал вниз по ступенькам и вылетел из двери на улицу, у входа стояло уже пять пожарных автомобилей, от полицейских рябило в глазах, а Джейрид со своим войском продолжал размахивать лозунгами, выводя из себя полицейских и выпендриваясь как только можно перед портативными телекамерами. Но, невзирая на всю эту сумятицу и кошмар, служба безопасности Хьюлетта держала ситуацию под контролем — бдительно следила за тем, чтобы из здания не вынесли какого-нибудь шедевра.
Меня так и прошиб пот. И, невинно хлопая глазами за стеклами очков, я благополучно прошмыгнул мимо них.
