...Через три года Гославская внезапно ушла из кинематографа. Она решила не продолжать киношную карьеру, дабы целиком отдать себя... театру. Немножко странный поступок, но, в сущности, очень взрослый — особенно если вспомнить, что все театры, где она потом играла, были в общем-то не самыми авантажными. Средними театрами.
Похоже, что в этом её героизме немалую роль сыграли другие люди — в частности, советы её партнёра Мозжухина, с которым она очень сдружилась. С Чардыниным же по какой-то причине рассталась навсегда.
Хочу добавить. Я нашёл и прочитал её литературные опусы: «Записки киноактрисы» и повесть «Так кто же виноват?». Оба сочинения мне очень понравились. О «Записках» говорить не буду. А повесть полудокументальна и стоит мизерной оговорки в двух словах. Я не знал, что у актрисы была младшая подруга, удочерённая художником Гославским (дядей актрисы), тайная дочь великого художника Левитана. Эта поистине трагическая повесть была опубликована всего десять лет назад племянниками Софьи Евгеньевны. Очень недурная, по-моему, повесть, хотя и заметно устаревшая по стилю...
Я почти завершаю свой женский перечень известным и обаятельным именем: Ольга Гзовская. Фамилия запоминаемая — звонкая, поэтичная. Её владелица, родившаяся в 1883 году в Москве, была, кажется, потомком польских аристократов. Ещё эффектнее была её артистическая карьера. Шесть лет в Малом театре, затем восемь лет в МХТ, после снова в Малом — и везде на ведущих ролях. Успешные заграничные вояжи в Польшу, Эстонию, Латвию, Литву, Чехословакию, Югославию, Францию, Бельгию, Германию. Правда, в Петербурге и Москве (куда она вернулась в 1932 году) всё шло далеко не так триумфально.
Гзовская не была красавицей, хотя часто смотрелась именно такой. Она была истинной царицей сцены и не только её — кинематографа также. Она привычно и почти неизменно излучала и горделивость, и властность, и лёгкое, часто насмешливое высокомерие. Сам Блок был её большим и страстным поклонником — одно время был явно влюблён в неё. Лично пригласил её на одну из главных ролей в своей пьесе «Роза и крест». Беспокоясь, как сыграет Гзовская Изору, Блок писал своей матери в 1916 году: «Гзовская очень хорошо слушает, хочет играть, но она очень любит Игоря Северянина и боится делать себя смуглой, чтоб сохранить дрожание собственных ресниц».
Но здесь я остановлюсь, поскольку слова «просит» её муж и партнёр — чуть менее известный, чем она, Владимир Гайдаров, бывший на десять лет её младше: «Я вспоминаю сцены из “Горничной Дженни”: Жорж Анжер (герой фильма. — М. К.) только что покинул постель больного и впервые сел в кресло. Около него дежурит Дженни... В герое зарождается чувство симпатии к ней, они только-только как бы “приспосабливаются” взглядами друг к другу, бросая отрывочные короткие реплики. Яков Александрович (Протазанов. — М. К.), помню, настаивал на замедленном ритме сцены и диктовал свои знаменитые паузы, когда, например, взгляд Жоржа задерживался на Дженни. “Вот тут глаз в глаз и... пауза, пауза, пауза... Дженни опускает глаза..., паузочка... она быстро встаёт, поворачивается и собирается уйти... Жорж окликает её... В дверях она задерживается, не поворачиваясь... пауза, пауза... потом поворачивается и говорит: 'Мне надо приготовить вам лекарство, уже время принимать его!’ Пауза... поворот и уход... Жорж остаётся один. Смотрит вслед... опять пауза, пауза, пауза...”» Эта пространная и выразительная цитата касается двух виртуозов: актрисы и режиссёра. Аплодисменты воистину пополам.
Жаль, что книга Гзовской «Пути и перепутья» и единственный уцелевший фильм «Горничная Дженни» да ещё мнения тогдашних критиков и поэтов (а также художников и писателей) остались практически единственными наглядными свидетельствами её громадного успеха.
«Первое же появление её на сцене, — писал П. Марков, — не могло не привлечь радостного внимания. Она обладала даром сценического выхода. Он был всегда неожидан и разителен. Её выход отнюдь не был выходом премьерши — она первая стала бы против такого впечатления протестовать. И, тем не менее, это был тщательно отделанный выход в образе, но в образе, на котором надлежало сосредоточить внимание... Фигура, которую правильно называть точёной, пластичность, владение словом и жестом соединились в этой молодой и, конечно, блистательной актрисе...
Ею владела предельная жажда самовыражения, овладения самыми изощрёнными приёмами творчества... Но намного важнее, что Гзовская обладала не только этими данными, но и врождённым талантом артистизма, который сказывался во владении голосом, в отсутствии наигрыша и в отточенном чувстве меры — в чём в чём, но нельзя было обвинить Гзовскую хотя бы в намёке на вульгарность... Как многие актрисы, она любила успех, и кто-кто, но уж она не была лишена тщеславия. Она, конечно, хотела господствовать на сцене».
Другой известный критик (Н. Чушкин) писал о ней так: «Полька по происхождению, красивая, страшно честолюбивая, мечтающая стать русской Сарой Бернар, целеустремлённая, поражающая духовным здоровьем, неудержимым напором, уверенная, что таланту “всё позволено”... Когда она просто что-то рассказывала... это был Театр, и какой! Увлекаясь, она начинала разыгрывать целые сценки, мгновенно переключаясь в изображаемых лиц, создавая как бы целые спектакли, рождаемые импровизационно. Она делала это легко, непринуждённо, неотразимо... Здесь раскрывались и её насмешливая ироничность, и трезвая, жестокая, порой злая реалистическая наблюдательность...»
Она скончалась в 1962 году в Москве гораздо позднее мужа, похороненного в Петербурге. Но об этом ниже.
Пожалуй, лучше всех — можно в его стиле сказать «крылатей» — отозвался о ней Игорь Северянин, назвавший актрису «лазурной художницей»:
Её раздольный голос так стихиен, Крылат, правдив и солнечно-звенящ Он убедителен, он настоящ, Насыщен Русью весь — он ороссиен.
(Из «Сонета Ольге Гзо», 1921 год) И вот последняя героиня — последняя из первых по моему нехитрому счёту. Не помню, кто сказал: «ВЕРА ХОЛОДНАЯ — СИМВОЛ ВЕЛИКОЙ СТРАСТИ». Помпезно? Но зато точно.
Если некто остановит меня и спросит (как обычно, то бишь наивно) — в чём специфика киноактёрского дарования, в чём его отличие от сценического, театрального? — я не возьмусь, пожалуй, безоговорочно обозначить эти два явления как абсолютно разные. Но они очень разные. Часто случается, что они равноправно (равноэффектно) бытуют в одной и той же игровой сущности. И тогда отличить киноактёрство от театральности будет непросто, но они, безусловно, разнятся, и мы явственно ощущаем это.
Что и говорить: есть много бесспорных кинокумиров, эффектно и вызывающе фотогеничных и, более того, способных умело, незабываемо впечатлять публику. Способных лишь одним своим появлением на экране волновать и восхищать зал. При этом почти не имея какого-то арсенала навыков, мастерства игры — лишь природные данные и личное обаяние. (Примерно таким, по-своему вульгарно-выразительным актёром был, например, Витольд Полонский — позёр, любивший дразнить партнёрш — пользуясь немотой экрана — неприличными словами).
