всю жизнь хотел победить человека-паука. Но человек-паук внезапно женился на мадам Клико, богатой вдове. Не менее внезапно вдова Клико оказалась Чёрной вдовой, и через три дня после свадьбы Карлсон вдруг лишился своего врага.
Как теперь позабавиться ― было решительно непонятно.
Однако странное движение привлекло внимание Карлсона: кто-то сидел на шпиле кафедрального собора.
Карлсон снизился и увидел, как некто, затянутый в чёрную кожу, с чёрным зонтиком под мышкой, пилит крест на соборе. Кожаный человек, орудуя пилкой для ногтей, почти достиг желаемого: крест держался на честном слове.
В этот момент Карлсон схватил кожаного за руку. Это был его город, его район, это был тот базар, за который отвечал Карлсон перед мирозданием.
Но тут же летающий герой получил удар зонтиком в лицо. Еле увернувшись, он пошёл в атаку. Завязалась борьба не на жизнь, а за честь. Вдруг Карлсон сорвал с головы кожаного человека его страшную маску. Перед ним была девушка несказанной красоты, очень похожая на совратившую его в детстве няню.
― Как тебя зовут, ― хрипло крикнул он, переводя дыхание. ― Откуда ты, прелестное дитя?
― Зови меня Мэри.
Они стояли над городом, не размыкая смертельных объятий.
― А зачем тебе крест? ― прервал он затянувшееся молчание.
― Люблю всё блестящее… ― ответила она и потупилась.
Добравшись до замка Карлсона, они прошли по гулкой анфиладе комнат ― мимо гобеленов ручной работы и животных, изображённых на китайских вазах кистью неизвестного маляра.
― А кто это стучит? ― спросила внезапно Мэри.
Действительно, вдали раздавался стук топора.
― А! ― Карлсон рассмеялся. ― Это мой хороший друг и младший приятель, товарищ детских игр Малыш. Он у меня мотоциклы чинит. Если починит шестьсот шестьдесят шесть мотоциклов, то сможет отбросить коньки и конечность в придачу.
Над городом шёл вечный дождь, молнии били там и тут, электризуя влажный и душный воздух большого города.
Но этого Мэри и Карлсон не замечали.
Простыни были мокры и смяты. Штаны Карлсон повесил на люстру, и пропеллер, жужжа, исполнял роль вентилятора. Вещи Мэри были разбросаны по всей комнате, а зонтик воткнут в цветочный горшок.
Он обнял её всю, и его губы были везде. Карлсон жадно целовал Мэри в трогательную ямочку на подзатыльнике, и она вскрикивала, смыкая ножки на его спине… И вот уже утомлённая голова Мэри лежала на груди Карлсона ― всё было как в настоящих романтических романах-лавбургерах.
Карлсон погладил её гладкие и блестящие, как у куклы, волосы и, глядя в потолок, спросил:
― Это ведь на всю жизнь, правда?
― Конечно, на всю жизнь, ― согласилась Мэри. ― По крайней мере, пока ветер не переменится.
2022
Браслет
Карлсон жил на даче.
Дачный посёлок прятался в скалах, и солёные брызги иногда долетали до крыльца.
Балтийское море, холодное, как сердце ростовщика, било в волнорез.
Облака тянулись со стороны Дании, и, привыкнув к нелётной погоде, Карлсон почти перестал подниматься в воздух.
Дни тянулись за днями. Несмотря на упрёки жены, он забросил холст и краски. Вместо того, чтобы закончить картину, заказанную Королевским обществом любителей домашней птицы, он часами играл Бетховена на фортепьяно, пил в местной таверне и глядел на бушующее море.
Как-то, вернувшись домой, он обнаружил жену непривычно весёлой.
― Фрида, кто у нас был?
Но жена не отвечала. Она хлопотала на кухне, оттуда тянуло пряным и копчёным. За ужином, когда она разливала суп, Карлсон заметил у неё на руке браслет странной формы.
Её нрав переменился, как по волшебству, но Карлсон не был от этого счастлив.
Он понимал, что жену сглазили.
Карлсон перебрал в уме всех соседей: долговязый поэт Чуконис, русский художник Тыквин ― ни один не годился в разлучники. Чуконис любил маленьких детей, Тыквин ― только артезианскую воду. Днём и ночью он сидел у своей скважины и делал наброски к будущей картине «Не будем говорить кто убивает сами знаете кого». Шёл уже третий год, а картина не была написана, ― хотя художник Тамарисков уже нарисовал мрачный пустынный пейзаж с черепами и подписью «Не будем говорить кто убил всех».
Нет, у Тыквина не было времени на романы, а Чуконис был слишком для них поэтичен.
Ответа на загадку не было, и Карлсон зачастил в таверну «Три пескаря», где топил тоску в чёрном пиве.
Однажды в этой таверне к нему подсел, как всегда бывает в таких случаях, странный одноногий человек.
Он не кричал и не орал, как многие посетители, но как только он появился, завсегдатаи разом утихли. Одноногий, стуча деревяшкой, сразу направился к столику у окна.
― Я знаю, как помочь твому горю, сынок. ― Одноногий пожевал трубку, затянулся и выпустил изо рта клуб дыма, похожий на трёхмачтовый парусник. ― Всё дело в браслете, чёрт меня забери. Всё дело в браслете, который подарил твоей Фриде Малыш Свантессон.
Карлсон знал этого Свантессона очень хорошо.
Телеграфист Свантессон, маленький, тщедушный, казалось, никогда не выходил из крохотной каморки почтовой конторы.
Раз в неделю Карлсон забирал у него письма, и он с трудом верил, что именно этот человек разрушил его семейное счастье.
Но теперь всё вставало на свои места ― обрывки разговоров, жесты, движения глаз…
― Я вижу, ты задумался сынок, ― зашептал одноногий. ― Дело табак, браслет заколдован. Ты можешь швырнуть его в печку, и он не сгорит. Только будут светиться на нём тайные письмена «Ю.Б.Л.Ю.Л.», что много лет назад, где-то в Средиземноморье, нанесла на проклятый гранатовый браслет рука слепого механика Папасатыроса.
А ещё раньше этот браслет нашёл за обедом в брюхе жареной тараньки старый рыбак Филле. Браслет тут же показал свою дьявольскую сущность: Филле подавился, а его брат Рулле даже не хлопнул его по спине. Верь мне, меня боялись многие, меня боялся даже сам капитан Клинтон, а уж как боялись Клинтона девки… Но слушай, мой мальчик, единственный способ избавиться от браслета ― это кинуть его обратно в море. Не гляди за окно, такая лужа солёной воды не поможет. Эту дрянь нужно швырнуть в Мальстрем.
Карлсон обречённо уронил голову на стол.
«Мальстрем» было слово страшное, оно не принадлежало миру домашней птицы, галереям портретов петухов и уток, этюдам с яйцами и пейзажам с фермами.
Карлсон сквозь пальцы глядел на одноногого.
Но тот продолжал хлестать его страшным словом, как суровая госпожа из одного заведения, куда Карлсон как-то забрёл по ошибке.
―
