из города, так как опасался сильных боев на улицах и беспокоился за нашу безопасность. Мой отец ответил, что не может покинуть свой пост, но он сказал мне в тот же вечер, что я должна буду уехать, если представится малейшая возможность. Я, решив, что политика непротивления и внешней покорности приносит наилучшие результаты, сделала вид, будто согласилась, хотя в душе решила остаться, если меня не принудят уехать.
Генерал Нокс и полковник Торнхилл заняли посты в посольстве, и рота солдат под командой очень разговорчивого маленького офицера незаметно вошла в дом. Дом посольства сразу превратился в осажденную крепость с солдатами во всех углах, отдававшими честь, когда мы мимо них проходили, амуницией и ружьями в вестибюле и с маленьким чернобородым офицером, вооруженным до зубов и выкрикивающим отрывистым голосом странные слова приказаний.
Во время обеда в дверях появился бледный и взволнованный Вильям. «Ваше превосходительство, казаки атакуют площадь!» – воскликнул он, и, заражаясь его волнением, мы повскакали с наших мест и бросились к большим окнам кабинета отца. Толпа кронштадтских матросов распространялась по Суворовской площади. Некоторые из них бежали молча, другие с криками и проклятиями. Они бежали по мосту и вдоль набережной с обеих сторон, а за ними в облаке серой пыли мчались вдоль Марсова поля казаки, стоя на стременах, и стреляли вслед убегавшим фигурам, размахивая шашками или же низко наклонившись к седлу с пиками в руках. Повернув вдоль набережной, они поскакали по направлению к Летнему саду, и едва стих гул лошадиного топота, как послышалась резкая пальба, которая продолжалась несколько минут, то усиливаясь, то стихая. Мы ничего не видели, но группа солдат на мосту с любопытством
смотрела вдоль набережной, по-видимому следя за тем, что было скрыто от нашего взора, пока не раздался громкий выстрел из орудия и не заставил их всех разбежаться. Секунду спустя мимо наших окон проскакали три или четыре лошади без всадников и исчезли в направлении Зимнего дворца. Полковник Торнхилл, вышедший узнать, в чем дело, вскоре вернулся и рассказал нам, что казаки попали в засаду Летнего сада, что они дерутся с большевиками на Литейном и что никто не знал, кто одержал верх, хотя говорили, будто убито несколько казаков.
Ночь прошла совершенно спокойно, но рано утром несколько грузовиков, переполненных солдатами, в сопровождении броневиков подъехали к мосту, и, пока мы старались угадать, какой стороне они принадлежали, наш маленький офицер попросил, чтобы его приняли. Он сообщил, что это были преданные правительству войска, которые решили захватить все мосты, чтобы изолировать большевиков на той стороне реки. Одновременно нас предупредили, что войска, захватившие крепость, могут воспрепятствовать этой мере и открыть огонь из орудий тяжелого калибра. Так как английское посольство было на линии огня, мы должны были быть готовы немедленно уйти. Мы пошли приготовить маленькие саквояжи, и я впервые поняла, как трудно выбрать необходимые вещи, когда в распоряжении так мало места. Позже, когда распаковывала мой саквояж, я была поражена, какие ненужные вещи захватила с собою, позабыв то, что было бы действительно полезно и даже необходимо. К счастью, этот саквояж не понадобился, так как большевики не оказали сопротивления, мост медленно был разведен, вдоль набережной стояли солдаты, и вдруг водворилась невероятная тишина. Над городом расстилалось безоблачное летнее небо, Нева, точно покрытая маслом, медленно катила свои воды вдоль набережной с необитаемыми дворцами и мрачной крепостью, где время от времени мелькал штык какого-нибудь солдата на часах.
Несколько позднее днем я пошла прогуляться по набережной. На каждом углу стояла охрана, каждый проезжавший автомобиль задерживался, и сидевшие в нем подвергались допросу, толпы любопытных собирались у разведенных мостов и смотрели на противоположный берег, но в общем город выглядел так, как будто его жители праздновали какой-то национальный праздник, и большевистское восстание было для всех неожиданностью.
Княгиня Салтыкова, жившая в другой половине дворца, занимаемого британским посольством, обедала у нас в этот вечер, вместе с генералом Ноксом, полковником Торнхиллом и караульным начальником.
– Я думал, что вы собирались сегодня уехать, – мрачно сказал мне генерал Нокс.
– Я не могла уехать далеко, – отвечала я, – если все мосты разведены. А кроме того, пока все же было совершенно спокойно. И я не хочу уезжать без особой необходимости.
Княгиня Салтыкова положила свою красивую большую руку на мою.
– Мне кажется совершенно понятным, что она не хочет оставлять своих родителей, – сказала она, и ее глаза, которые всегда казались наполненными бесконечной грустью, мне улыбнулись.
После обеда я сидела на подоконнике и наблюдала из окна тишину Суворовской площади, где всегда было столько трамваев, экипажей и автомобилей. На мосту стояли солдаты, прислонившись к ружьям и тихо переговариваясь. Время от времени проезжали казаки, их длинные пики чернели на фоне вечернего неба, и стук подков громко раздавался в тишине. Закат окрашивал реку в огненные цвета, и тени Петропавловской крепости стремились вверх. Все было таким мирным и спокойным, что не верилось, будто что-нибудь может эту тишину нарушить. И все-таки в продолжение всей ночи под моими окнами ходили и двигались люди, и когда я выглянула, увидела в неясном еще свете, как солдаты группировались около Суворовской площади, чернели вблизи Мраморного дворца два или три броневика, как провозили вдоль набережной пулеметы. Между четырьмя и пятью часами утра в открытом автомобиле появились несколько офицеров и, отдав какие-то приказания, которые я не расслышала, стали вблизи моста, который медленно опустился. С противоположного берега раздался короткий треск пулемета, как бы посылая свой протест, и так же внезапно замолк, словно подчиняясь силе обстоятельств. Офицер, охранявший наше посольство, подошел к группе, которая стояла на мосту, и я увидела, что они о чем-то долго совещались. Услышав шум в доме, я накинула халат, но не успела подойти к двери, как раздался стук и голос полковника Торнхилла:
– Пожалуйста, вставайте немедленно.
– Я уже встала, – ответила я, открыв двери. – В чем дело?
– Пожалуйста, соберите вашу семью, – ответил он коротко, – и скажите, что все должны перейти в конюшню, так как правительственные войска собираются атаковать крепость, и будет стрельба.
– У меня есть время, чтобы одеться? – слабо спросила я, на что получила ясный и категорический ответ:
– Нет, позовите немедленно вашего отца и скажите, что необходимо спешить.
Я послушно отправилась в комнаты отца и застала его одевающимся. Моя мать, совершенно готовая, смотрела из окна. Возвращаясь обратно по коридору, я столкнулась с генералом Ноксом, выглядевшим мрачным и озабоченным.
– Вы не должны были быть здесь, – строго сказал он и спросил, встал ли мой отец, так как офицер, который
