в крае. Дороги в «уделе Рашидитов», как уже называли земли Джабаль Шаммара в племенах Аравии, считались при нем среди торговцев, и местных, и иноземных, самыми безопасными во всей Верхней Аравии. «Грабежей на них не случалось», ибо карались такие «деяния негожие» непременно и строго (77).
Вошла в сказания арабов Неджда и щедрость шейха Мухаммада ибн Рашида. Во дворе своего дворца он повелел установить большую каменную цистерну, доверху наполненную лакомством бедуинов — маслом дихн. Оно в ней «никогда не переводилось», пишет Чарльз Даути; раздавали его людям бесплатно, днем и ночью (78).
Правитель Джабаль Шаммара, также как и правитель Неджда, носил титул эмира и являлся верховным вождем союза племен Джабаль Шаммара. Его личная дружина, по словам путешественников, насчитывала не менее 500 человек; 20 из них состояли при нем телохранителями. «Властными лицами» при дворе эмира сами хаильцы называли его казначея, писца и дворецкого, выступавшего также в роли главного советника шейха Мухаммада.
Эмир Джабаль Шаммара слыл среди племен Северной Аравии образцом гостеприимства. Символом такового являлся, как шутили иноземные купцы, огромный медный котел, в котором готовили еду для гостей. Его с трудом поднимали четверо крепких мужчин. Ежедневно при дворце эмира гостило и питалось до 200 человек. Когда же в Хаиль приходили крупные торговые караваны, то число гостей эмира доходило, случалось, до одной тысячи человек (79).
Дворец эмира располагался в центре Хаиля, численность населения которого составляла в то время 10 тыс. человек. Прием гостей эмир проводил в так называемом кофейном зале дворца, «большом и богато убранном», длиной около 80 футов, с «высокими стенами и мраморными колоннами, подпиравшими деревянный резной потолок, чудной работы».
Увлекательные записки о Неджде и Джабаль Шаммаре тех лет принадлежат перу леди Энн Блант (1837–1917), внучки Байрона и жены дипломата и поэта Уилфрида Скоуэна Бланта (1840–1922). Леди Блант была, к слову, великолепной наездницей и известным в Англии коневодом; хорошо знала арабский язык. Именно она положила начало разведению в Англии лошадей чистой арабской породы. Племенных жеребцов для этих целей приобрела в Джабаль Шаммаре, во время «познавательного, — по ее выражению, — путешествия в Неджд», которое они с мужем предприняли из Бейрута через Сирию и Месопотамию. Эмир Мухаммад, правитель Хаиля, был настолько впечатлен неожиданным и успешным, как говорил, «вторжением двух инглизов» в его земли, что проникся к ним искренним уважением. Понравились ему, судя по всему, честность и открытость английской пары, представшей перед эмиром в своем «истинном обличье» — благородных людей Европы, прибывших в Хаиль, чтобы поприветствовать знатный Дом Рашидитов, владык Джабаль Шаммара, и увидеть, собственными глазами, известные на всем Арабском Востоке конюшни Рашидитов (80). Леди Блант стала первой европейкой-путешественницей, побывавшей в землях Внутренней Аравии.
Рассказывая о бедуинах Аравии, она сообщает об их обычае, в соответствии с которым каждый из жителей пустыни, становясь гостем жилища другого и входя в него, обязан был «разоружиться», то есть снять с себя все оружие и оставить его у входа. И только после этого проследовать дальше. И, усевшись на отведенное гостю место, принять из рук хозяина шатра или его слуги чашечку с кофе.
Неизгладимое, судя по всему, впечатление произвели на леди Блант песчаные просторы Большого Нефуда, «великой красной пустыни Центральной Аравии», с песком не желтого, как в Египте, а красного цвета, притом с множеством оттенков, меняющихся в зависимости от времени дня и ночи, равно как и одинокие оазисы в этом океане песка. Невольно задаешься вопросом, замечает леди Блант, какая могучая сила огораживает невидимой глазу человека стеной эти оазисы от возвышающихся вокруг них гор песка, препятствуя его вторжению в тенистые пальмовые рощи оазисов.
Оставила заметки о Хайле, правда уже начала XX столетия, еще одна англичанка-исследовательница Аравии — Гертруда Белл (1868–1926), личность неординарная и необыкновенно одаренная, со «множеством талантов», как отзываются о ней сами арабы Аравии. Прославилась она не только как исследователь Аравии и путешественник, но и как писатель, и археолог, и даже офицер военной разведки. Сам Уинстон Черчилль, к слову, считал ее одним из крупнейших знатоков Арабского Востока. Так же, как и полковник Лоуренс, она хорошо знала обычаи и нравы бедуинов, и пользовалась у них уважением и доверием. Свободно говорила по-арабски. Интерес к мусульманскому Востоку привил Гертруде ее дядя, служивший одно время послом в Тегеране.
В Аравии эта удивительная женщина оказалась в 1914 году. Будучи направленной в Хаиль, на север Аравийского полуострова, ей надлежало разобраться в состоянии межплеменных отношений, в соотношении и балансе сил между родами Рашидитов и Са’удов. Сведения, собранные ею, британская разведка имела в виду использовать впоследствии в целях объединения племен Северной Аравии под эгидой Англии.
В Хайле, вспоминала Гертруда Белл, Аравия предстала перед ней во всей своей красе, как выплывшая из воспоминаний детства слышанная ею из уст родителей восточная сказка, — с эмирами и гаремами, евнухами и наложницами, работорговцами и сказателями. Хаиль, судя по всему, ее, действительно, очаровал: колоритом повседневной жизни и ярким «букетом нравов» обитателей дворцов и городских кварталов. Вместе с тем, работать в Хайле, по ее словам, было непросто. Поговорка, гласящая, что «находчивость — мать успеха», как не раз потом говорила Гертруда, постоянно напоминала ей там о себе. На каждом углу чужеземца в Джабаль Шаммаре поджидали «неожиданности и сюрпризы». Так вот, справляться и выпутываться из возникавших, то и дело, неординарных ситуаций ей помогали, пишет она в своих воспоминаниях, находчивость и смекалка, и, конечно же, знание языка арабов, обычаев, традиций и нравов бедуинов.
Итак, возвращаясь к прерванному нами рассказу о Мухаммаде ибн Рашиде, отметим, что стычки и раздоры между племенами Джабаль Шаммара и подконтрольными Са’удам, были им решительно приостановлены. Мухаммад ибн Рашид полагал, что для того, чтобы «показать Саудам силу» и забрать у них весь Неджд «час его еще не настал». Воздерживаясь от конфронтации с Саудами, накапливал силы для решительной схватки с ними (81).
И в 1887 г., воспользовавшись представившейся благоприятной возможностью, появившейся вследствие разгоревшейся борьбы за власть внутри рода Аль Са’уд, подчинил себе Эр-Рияд, цитадель Са’удов, и «наложил руку на весь Неджд». Дело было так. Племянники тогдашнего эмира Неджда, шейха ‘Абд Аллаха ибн Файсала, учинили смуту (октябрь 1887 г.). Схватили своего дядю и заключили его в темницу. Старший из них, Мухаммад ибн Са’уд ибн Файсал ибн Турки обратился к населению Эр-Рияда с призывом признать его новым правителем. Получив известие о мятеже, эмир Мухаммад ибн Рашид немедленно выдвинулся с войском в Эр-Рияд. Братья-мятежники из Эр-Рияда бежали. Вскоре, однако, их поймали и казнили, за исключением малолетнего ‘Абд
