Там уже красуется фотография Марселя, жующего яблоко через ниблер.1 Снимок действительно красивый, как и сотня других, что она успела сделать, просто пока мы шли от детской к кухне. То, что ее Кенни в коме, никак не отразилось на лихорадочном желании фотографировать все, что попадается на пути.
— Марин, ну серьезно, сосредоточься. Это все очень важно.
— Не понимаю, чего ты так паникуешь. Мы на связи, — она трясет телефоном в руках. — У меня есть интернет. И твой безумный список в помощь, — поднимает со стола лист бумаги, на котором под мою диктовку записывала всё по пунктам.
— Я в первый раз его оставляю так надолго, — присаживаюсь на корточки возле сына и провожу рукой по его редким волосикам на голове. Марсель улыбается мне и сердце снова неприятно щемит. — Тем более с тобой! — кидаю уничижительный взгляд в сестру.
— Если ты в меня вообще не веришь, чего вообще позвала? — закидывает ногу за ногу и продолжает пролистывать фотографии в галерее на телефоне. — Вон, папашу бы напрягла.
— У него много работы, он не сможет целую неделю сидеть с сыном. Точно повезет его своей маме, а она… Из тех, кто поит детей сырым коровьем молоком, а потом у него страшная сыпь по всему телу, — я морщусь при воспоминании о нашей «бабушке».
Одна из тех женщин, которая никого кроме себя не слышит и категорически не считает нужным следовать моим инструкциям. — К тому же, я ему так и не сказала, что скоро собираюсь выходить на работу. Не хочу пускаться в долгие объяснения.
— Не перестаю восхищаться, какие высокие у вас отношения! — Марина откладывает телефон на стол и смотрит на меня сверху вниз осуждающим взглядом.
— С ним тяжело разговаривать, — объясняю я. — И мы уже на той стадии, где пытаться и не хочется.
— Он такой мудак? — в очередной раз пытается поставить диагноз.
— Да нет, — пожимаю плечами. — Он нормальный.
— Ты в курсе, что повторяешь одно и тоже, как заевшая пластинка? — Марина наклоняется ко мне и раздраженно поджимает губы. — Рассказывай уже всё, как есть!
Я поднимаюсь на ноги и подхожу к холодильнику. Кажется, припасенная бутылка вина как никогда кстати. Кидаю взгляд на часы — время на задушевные разговоры с сестрой еще есть. И если честно, мне очень нужно это время, я рассчитывала, что его будет немного больше, но рада, что выпало хотя бы столько. Я очень скучала по нашим долгим посиделкам на кухне между ее прыжками по странам и континентам. Я скучаю по ней каждый день, но чувствую это особенно ярко, когда она рядом.
Открываю холодильник, достаю бутылку испанского вина, за которым гонялась по нескольким магазинам, зная, что это ее любимое. Открываю и разливаю в бокалы под молчаливый взгляд сестры. Это ее фирменный метод дознания: сначала трепаться без остановки, а потом задать какой-нибудь ковыряющий нутро вопрос и замолчать, 1 Ниблер — это специальная сеточка для безопасного жевания, куда помещается продукт. Использование этого устройства помогает научить малыша жевать. пока я не заговорю сама.
И я всегда заговариваю.
— Он меня раздражает, — устало признаюсь я. Это не первый раз, когда я произношу эти слова, но должна признать, такой же эффектной реакции, как в первый, достигнуть не удается. Тогда я крикнула это в лицо адресату.
— Та-а-ак, — подталкивает продолжать сестра, делая большой глоток вина.
— Он совершенно положительный. Во всем. Знаешь, из тех, кто не пьет, не курит, с друзьями не пропадает, хочет семью и смотрит на тебя самыми преданными глазами в мире.
— В общем, из разряда «потыкай его палочкой, он походу сдох», — понимающе кивает Маринка.
— Да! Ты меня понимаешь! — господи, какое облегчение, не чувствовать себя единственной идиоткой в мире, которую нормальный во всех отношения мужчина просто выводит из себя. — Сначала все было нормально, я думала, мы притираемся, винила гормоны и дурацкую ситуацию, заложниками которой мы оба стали, — лицо непроизвольно кривится, когда терзающие мысли, наконец, выходят наружу. — Но родился Марсель, прошло несколько месяцев… и я готова была убить его за то, что он выдавливает зубную пасту не с конца тюбика, а ботинки ставит не с той стороны входного коврика, — пальцы на бокале напрягаются, словно и правда готовы сжаться на чьей-то шее. — Мы стали постоянно ссорится. Просто каждый день начинался и заканчивался моими криками.
— Ну то, что ты с приветом, я и так в курсе, — Маринка допивает залпом вино и сводит брови. — А я тебе говорила, что играть в семью с незнакомым мужиком — говно затея. Ребенок — не повод для знакомства. Да и можно было…
— Об этом — ни слова, — предупреждающе останавливаю сестру. Вот из-за таких ее высказываний я и не стала посвящать ее во все дальнейшие перипетии.
Понимаю, она что думает — то и говорит, эта черта ее характера никогда меня не беспокоила, но, когда она предложила «избавиться от маленькой проблемы», которая сейчас с удовольствием обсасывает яблоко через сеточку, я психанула. Потому что такой мысли в моей голове даже не было. Было «как же так» и «где взять деньги», но никогда, никогда, не возникало желания избавить себя от такого будущего. После этого злосчастного разговора мы с Мариной не разговаривали пару недель. Самое долгое радиомолчание в нашей жизни, за которое я успела обзавестись будущим мужем, с радостью взявшим на себя ответственность за наше мимолетное увлечение.
И все было довольно оптимистично, пока не стало очевидным, что мы абсолютно разные люди, которых связывает только факт случайного родительства. Но Миша этого почему-то не видел в упор.
— Окей, — сестра поднимает ладони в примирительном жесте и тянется за бутылкой, чтобы снова наполнить свой бокал. — Но я не понимаю, зачем все эти сложности с женитьбой вообще нужны были? Ну хочет чувак помогать — помогай. Но всё это сожительство, ипотека, — Марина морщит нос, показывая, насколько каждое мое решение кажется ей идиотским.
— У меня есть ответ на этот вопрос, но он тебе не понравится, — я горько усмехаюсь, смотря сестре в глаза.
— Из-за Славика?
— Самое худшее, что я тогда видела — это не оказаться матерью-одиночкой, Марин. Это оказаться матерью-одиночкой, живущей за стенкой у бесконечно развлекающихся Славы и Риты и сталкиваться с их ухмыляющимися лицами каждый чертов день. Поэтому мне показалось хорошей идеей начать все сначала.
— Я бы могла приехать и тогда тебе не пришлось бы…
— Ты тогда впервые решила осесть где-то. Как я могла заставить тебя бросить первые в твоей жизни отношения?
— Да какие там отношения, — машет рукой. — Голый секс и небольшой курс греческого языка.
— Который продлился полтора года, — напоминаю ей с улыбкой.
— И благополучно завершился! — салютует мне бокалом и снова опустошает его парой больших глотков.
— Это уже окончательно?
— Ну я забрала все вещи, но родина оливок взяла в плен Кенни, так что придется еще раз слетать.
