— Не хочу!
— Не заставляй меня запихивать в тебя силой, — пауза, судорожный вздох, — еду!
— Хорошо хоть еду! А то я, грешным делом, подумала…
— Просто жуй, Лена! Просто жуй!
Чувствуя какое-то странное шальное веселье, Лена вооружилась ножом и вилкой.
Нехотя ковыряясь в тарелке, девушка вновь попыталась отвлечь Макарова разговорами.
— А у меня точно не возникнет проблем с Каримовым?
— Точно.
— Вы уверены?
— Более чем!
— И как же вам удалось отпросить меня у этого монстра?
— Ничего сверхъестественного. Мы состоим в хороших отношениях.
— Друзья?
— Скорее приятели, — будто в одночасье лишившись аппетита, Виктор Эдуардович решительно отложил в сторону столовые приборы и промокнул губы салфеткой. На его лбу залегла глубокая морщина. Глаза наполнились тоской. — Лучшим другом мне всегда был его младший брат…
В груди пустила корни и начала разрастаться тревога. Лена интуитивно чувствовала, что забралась на очень опасную территорию, на эмоциональное минное поле, но любопытство в очередной раз взяло верх над разумом.
— Был? Вы прекратили с ним общение?
— Можно и так сказать. Его убили.
Ей так грустно стало вдруг, хоть волком вой.
Кожа покрылась мурашками, и кровь начала медленно стынуть в жилах.
— Как… убили? — голос предательски дрогнул.
— Обыкновенно. Перерезали горло и оставили на скамейке у подъезда. Утром его мать чуть с ума не сошла, когда пошла на работу и… сына обнаружила.
Внешне Макаров казался холоден и безразличен. Но в глазах его отражалась дикая боль.
Рана на сердце от потери близкого человека была еще явно свежа.
Игнорируя комок в горле, Лена прошептала:
— Какая жестокость! За что его?
— Не знаю. Никто толком не знает. Свидетели утверждали, что он за девушку заступился. И ее «крутику» это явно не понравилось. С тех пор уже пять лет прошло, но виновные до сих пор не найдены. А Марат… никакой он не монстр, Лена! Просто ожесточился после всего — он страшно Тимура любил. Теперь вот один сынишку его воспитывает. Жена от него сразу ушла, как только он решил опекунство над племянником оформить. Он не святой, не спорю. Но такой человек достоин как минимум уважения! А то, что студентов в ежовых рукавицах держит — так это даже правильно! Вам спуску давать нельзя!
— У Тимура остался ребенок? А где мать этого малыша?
— Она от него отказалась.
— В каком смысле? — на эмоциях девушка повысила голос.
— В прямом. Объявилась спустя пару месяцев после смерти Тимура, заявила о своей беременности и принялась из их семьи деньги тянуть. А когда родила, решила, что ребенок для нее — обуза. Под дверью им его оставила и ушла. Как щенка! Белова, ты… ты чего ревешь?
* * *
Признаться, Лена сама от себя подобной реакции не ожидала.
Видимо, сказалось напряжение, в котором она провела последние два дня.
А история Каримовых и вовсе обрушилась на нее тяжеленной лавиной, раскурочила и без того расшатанные нервы и пробила огромную брешь в душе. Реветь (как выразился Виктор Эдуардович) она, конечно, не ревела.
Однако слезы, готовые хлынуть в любую секунду, плотной пеленой застилали глаза. Ей до такой степени стало жаль ни в чем не повинного малыша, что в голове занозой засела навязчивая мысль отыскать его мамашу и хорошенько оттаскать эту дрянь за волосы. Чтобы жизнь раем не казалась.
«Как можно было бросить своего ребенка? Да еще и после гибели его отца? Едва появившись на свет, он уже лишился самого дорогого — родителей! Как же больно ему будет, когда однажды он осознает всю глубину… трагедии.»
— Белова? — вновь позвал ее Макаров.
Его голос сочился необъяснимой тревогой.
Лена встрепенулась, осознав вдруг, что сидит как пришибленная и невидящим взглядом смотрит в одну точку. Не мигая. Потерянно улыбнувшись, она часто-часто заморгала в надежде загнать слезы обратно и хоть немного обуздать разбушевавшиеся эмоции. Когда у нее наконец получилось обрести над собой контроль, Лена твердо посмотрела в глаза преподавателю и тихо произнесла:
— Извините!
— Ты в порядке?
— Да…
«Нет! Черта с два! Это все… это ужасно! Ужасно!»
Виктор Эдуардович пару долгих секунд прожигал ее тяжелым взглядом, а после резко поднялся из-за стола и даже сделал шаг в сторону Лены, явно намереваясь пересесть на ее диван. Однако остановился в последний момент. Сжав кулаки (да так, что костяшки на пальцах побелели), мужчина крепко выругался сквозь стиснутые зубы, но смиренно занял свое прежнее место.
Услышав его неразборчивую тираду, Белова недоуменно вскинула брови:
— Что не так? — возмущенно пискнула, удивленная его странным поведением.
— Врешь же! — глухо резюмировал Макаров. — Ты мне врешь!
Уставившись на свои сцепленные в замок пальцы, Лена призналась:
— Совсем чуть-чуть.
— Зачем?
— Чтобы не казаться… слабачкой. Наверное.
Шумно выдохнув, он откинулся на спинку дивана.
— Слезы — не всегда признак слабости, Лена, — протянул задумчиво. — А я и не знал, что ты у нас такая впечатлительная.
— Обычно нет, — она рискнула вновь поднять на него глаза, — но случаются и исключения. Очень жаль малыша, который не нужен своей матери.
— Ну а что его жалеть? — взгляд мужчины сделался странным, испытывающим. — Каримов дал ему все, о чем только можно мечтать.
— Нет, не все! — пылко возразила Белова, непроизвольно подавшись вперед, к центру стола. — Даже лучший дядя на свете не в состоянии заменить ребенку родителей!
— Это смотря как постараться.
— Надеюсь, Марат Евгеньевич старается изо всех сил.
— И даже больше!
Виктор Эдуардович в точности повторил ее движение, и теперь их разделяло не более тридцати сантиметров. Накрыв руку Лены своей горячей ладонью, преподаватель мягко переплел их пальцы. Некоторое время он пристально разглядывал получившуюся «фигуру», но вдруг отстранился и грозно велел:
— Сядь нормально.
— Нормально — это как?
— Нормально — это подальше от меня!
— А что случилось-то?
— Поцеловать тебя хочу! — тихий вкрадчивый шепот пробудил к жизни тысячи нервных окончаний. — И даже присутствие посторонних людей не смущает!
— Ой! — Белова резко отпрянула назад и вжалась спиной в мягкую обивку дивана. — Простите! Забыла, что вы все еще под… что вас еще не отпустило.
