саму себя, чем будучи замужем. И сейчас я рада каждому событию, которое произошло в моей жизни. Жаль, я не могу сказать тебе прощай, нам еще пересекаться по вопросам, касающимся Марии, но сегодня, сейчас и всегда, до свидания, Андрей. Будь счастлив.
Я столько готовила эту речь. Столько хотелось сказать, но теперь вот так. Коротко и ясно.
Я развернулась и зашагала прочь, щелкнув сигналкой от машины, присела на водительское кресло и ещё долго размышляю, перед тем, как повернуть ключ в зажигании.
Превратности судьбы. Все в один голос твердили мне, что Герман когда-нибудь одумается и постарается вернуться. Я не верила им.
Даже сейчас Андрей не сказал: «Прости».
Как должное. Забудь и всё начнем сначала.
Я хмыкнула и, заведя свой старенький Solaris, еду по привычному вечернему графику: работа-детский сад.
Я заключила Марию в объятия, задержала чуть дольше, чем обычно. И мы счастливые возвращаемся домой. Поход в магазин и детская площадка тоже в моем буднем графике. Выходные мы частенько проводим с Ланой или заходим в гости к Барсуковым, повидаться с маленькой Олесей.
Прошел месяц со дня моего дня рождения, когда празднование моего юбилея закончился Мелиховым. Моё резкое сообщение опять оборвало наше общение. Общением трудно назвать. С Мелиховым получаются только постельные приключения. Иногда подмывает позвонить Ване. Но что сказать?
Пересечься в кулуарах Воронцова тоже вряд ли получиться. Основные работы выполнены и Воронцов даже рассчитался с моей организацией.
Остаётся уповать на судьбу.
И если Ваня мой человек, мы не можем ни встретиться снова.
Я тряхнула головой, отпуская мысли подальше от неспокойной головы, и протянула руки к Марии.
— Маша. Пошли домой, моя звездочка. Уже поздно, — я улыбаюсь на Машкины надутые губки и, взявшись за руки, мы с Марией преодолеваем четыре этажа.
Я почти закончила ремонт своей однушки, осталась ванная комната, но с моими финансами осилю только в следующем году. А пока и так получилось уютно и красиво. Гвоздь программы — красивый шкаф и кровать, в которой я иногда не могу заснуть и верчусь от мыслей, скачущих в моей голове, как табун лошадей.
Я спускаюсь с высокой шпильки бордовых туфель и с блаженством распускаю тугой пучок своей строгой прически. Даже улыбнулась себе в зеркале в прихожей. Перед Герман я предстала в шикарном брючном костюме, недавно купленным мною в модном магазине одежды. В ярко бордовых туфлях на высокой шпильке и тон им блузке. Стильно и элегантно.
Дурачок. Пусть локти погрызет.
Глава 29
Субботнее утро, и Маша вся в предвкушении. Каждую субботу Борис Григорьевич, как часы в девять утра под окном моей квартиры. Настроение у ребенка чувствуется с самого пробуждения. Я бросила взгляд на часы и поторапливаю Машу.
— Маня, давай быстрее завтракай. Дед, наверное, уже у подъезда стоит.
— Деда? — Маша тут же начинает крутиться за столом и пробовать выглянуть в окно кухни, с которого виден весь наш двор.
В красивых белых брючках и кремовой ветровке с конским хвостом мой воробышек стоит уже прихожей, распушив пёрышки, ожидая, пока я сложу вещи необходимые ей в «папин день» в чудный рюкзак в виде медведя.
— Пошли?
Маша в нетерпении утвердительно закачала головой.
Мы вышли из подъезда, и я на мгновение замираю. Вместо ожидаемого внедорожника Бориса Григорьевича во дворе стоит до боли знакомая BMV. Из машины вышел Андрей в привычном амплуа «с иголочки» и твердой, уверенной поступью направился к нам.
— Олеся, здравствуй, — приветливым тоном, как ни в чём не бывало, поприветствовал меня мой бывший муж.
— Здравствуй. А где Борис Григорьевич? — Недоверчиво спрашиваю Герман.
Вся эта рокировка мне не нраву. И даже Маша чуть сдавливают мою руку.
— В больнице, — чёрные брови Андрея чуть хмурятся.
— Что случилось? — В изумлении спрашиваю я.
— Пред инфарктное состояние.
Стоило ожидать. Клан Герман вконец доконали главу семейства.
— Вот как.
— Маша, поехали? — Андрей тянет руки к дочке и Маша неуверенно идет навстречу.
Андрей усадил Марию на заднее сидение в детское кресло, и достав из машины цветы, подойдя ко мне, молча, без слов протянул орхидеи. Мои любимые. Синие. Я в ответ только сделала шаг назад.
— Ни к чему, Андрей, — сухо ответила на неожиданный презент от Андрея.
— Я прошу.
Я отрицательно помахала головой на скупую попытку Андрея склеить разбитую чашу.
Даже склеив, счастье будет вытекать из швов, которые остались от сокрушительного удара, нанесённого Герман своей семье. Точно ни к чему.
— Лель, — начал Андрей.
— Олеся, — я тут же прервала его.
Андрей замолчал и уставился в сторону.
— В какой больнице Борис Григорьевич? — Я быстро показала свою позицию в отношениях с бывшим мужем. Только общие темы.
— Областная. Сердечно-сосудистое отделение.
— Спасибо.
Андрей положил цветы на землю.
Я бросила взгляд на чуть потерянный вид Андрея и, резко развернувшись, быстрым шагом направилась к своему подъезду, чувствуя спиной, как Андрей прожигает меня взглядом карих глаз. Я выдохнула, только закрыв за собой входную дверь у себя на четвертом этаже. Сердце бешено колотится, выскакивая из груди.
Чёрт бы тебя побрал, Андрюша. Лучше бы приехал другой представитель семьи Герман
Даже наблюдать жалкие шаги Андрея навстречу, не желаю.
Я навела справки о пребывании свёкра в больнице и часах приёма и, погуглив, что можно и полезно при сердечных заболеваниях, собираюсь в областную. Скрутила волосы в пучок на затылке и облачилась в любимые джинсы и просторную рубашку.
Поставила на заднее сидение приготовленную сумку и, чуть разволновавшись, повернув ключ зажигания, выкручиваю руль по направлению к областной больнице. Долго искала место для парковки у больницы и приземлилась достаточно далеко. Я стараюсь осваивать новые маршруты и по привычной дороге: работа — детский сад все дорожные знаки выучены наизусть. Здесь всё пока непривычно, но учусь я быстро.
Я тихонько прошла в палату. Борис Григорьевич один в двухместной палате. По внешнему виду и плазме на стене понимаю, что комфортное пребывание платное.
По впавшим большим карим глазам и земляному цвету лица Бориса Григорьевича понимаю серьезность положения. Я осторожно подошла и присела на стул.
— Что, неважно выгляжу? — Вместо приветствия слышу от свёкра.
— Угу…, -тихонько отвечаю. — Что доктора сказали?
— Вроде буду жить. С поправками на привычный ритм жизни.
— Поберегите хоть вы себя.
— На пенсию собрался и весь вечер слушал, как наша семья из-за меня потеряет статусность. Марго в своем репертуаре, — кинулся в воспоминания Борис Григорьевич, от которых его глаза слегка увлажнились.
Маргарита Андреевна никого не побережет в своих стремлениях держать марку на публике.
— А чего хотите вы? — Осторожно спросила я.
— Собрать
