как знать, может быть это волшебная модель, которая при приближении дядь-стёп втягивает шасси, как птица лапки. На полу спускательный аппарат, крошечный, как в него еще влезть… И залы не только низкие, но и тесные. Алый мотор на полу, трудно коленом не налететь. Бюст Гагарина, на стене карты перелетов Чкалова. Таблица, кого, помимо людей, отправляли в СССР в космос: крысы, мыши, собаки. В клеточках результаты полетов, плюсик — существо вернулось живым, минус — неживым. Иных мышей трижды пуляли, чтобы добиться нужного науке минуса.
— Собачек жалко, — сказала Настя Кох, глядя на аккуратные чучела симпатичных собачек-космонавтов, героев СССР.
— А людей не жалко? — возмутился Покровский. — В консервной банке забрасывают в пустоту.
— Люди-то по своей воле! — возразила Настя Кох.
— Не уверен…
Трудно понять, где заканчивается своя воля и начинается партии и народа. Радио наяривает, что покорять космические просторы — это чистое наслаждение, и космонавт тоже начинает так думать, вопреки своему опыту. Какие там просторы — тигра посреди саванны, или где там у него ареал обитания, оставить в клетке и объяснить ему, что он на просторах и должен рычать не с тоской, а с восторгом.
С тигром так не выйдет, он не может себя обмануть. А человек может.
— А правда, что у Валентины Терешковой в квартире четырнадцать комнат? — спросила Настя.
В общаге, наверное, услышала.
— Не меньше! Космонавту, чтобы уговорить его в такую маленькую баночку залезть, обещают потом много комнат. И чем больше у нас космонавтов, тем меньше жилполощади достается нелетавшим труженикам земли.
Спустился директор: где тут товарищи из милиции? Прошу, прошу…
В этом музее — в соседнем доме, полторы минуты пешком до работы — Варвара Сергеевна Кроевская служила смотрительницей до выхода на пенсию летом 1972 года. Сюда наведывался Кравцов сразу после убийства, но тогда цели скрупулезно изучить личность жертвы не ставилось. Здесь работала Галина Ананьевна Кузнецова, та, что опознала убитую Кроевскую в Петровском парке, но и она уже год как не работает. Из сотрудников музея, которые успели пересечься с Кроевской, Покровский и Настя Кох застали вежливого директора в пиджаке, который все время стоял навытяжку, как в строю, гардеробщицу Антипову и дворника Кулика.
Директор помнил погибшую смотрительницу смутно: у него в принципе так себе память после контузии. Антипова высказалась о Кроевской без приязни, как о женщине высокомерной. Кулик, судя по запаху и блеску в глазах, недавно похмелился, был бодр, приветлив, охарактеризовал Кроевскую как хорошую тетку, всегда давала рубль. О религиозности Кроевской гардеробщица и директор ничего не слышали, даже с неодобрением к самому вопросу отнеслись, а дворник сказал, что да, ходила в церковь, на Пасху яйца крашеные приносила, а директор и Антипова яйца эти брали у нее да нахваливали за обе щеки. Никто из этих троих, конечно, дома у Кроевской не бывал.
Пришел замдиректора по научной работе Маховский, он тоже Кроевскую застал в 72-м, но совсем коротко, на несколько месяцев. Вида довольно надменного… Сказал, что совсем не помнит Кроевскую. Записали адреса-фамилии сотрудников, что при Варваре Сергеевне работали, а теперь или уволились, или на пенсии.
Живут все, как назло, бог знает где, даже в области кое-кто…
— Давай, Настя, удачи.
Сам Покровский пошел в квартиру тринадцать. Василий Иванович открыл дверь, в руке у него был пакетик быстрозаварной еды под названием «Плов».
— Плов! — закричал Василий Иванович и неожиданно ловко прочел с обратной стороны пакета состав изделия. — Рис! Мясо! Лук! Жир! Морковь! Томат-паста!
— Варить будете, Василий Иванович?
— Лиза придет, сварит!
Сначала Покровский автоматически кивнул, через секунду удивился, неужели Елизавета Ивановна варит Василию Ивановичу плов из такого пакета. Они, конечно, люди бедные, едят самое дешевое, но именно бедные-то и должны соображать, что уж коли есть в магазинах еще и рис, и морковь, и даже мясо так называемое, то куда во всех смыслах выгоднее… Ладно.
— Никто больше не звонил Варваре Сергеевне? — спросил Покровский.
— Нет!
Пришел участковый с понятыми. Икона, что на шкафу, — на дилетантский взгляд ничего особенного. Но на то он и дилетантский. Пусть разбираются специалисты. А не было ли другой иконы — это теперь становится ключевым вопросом. От слова «ключ»… Экспертиза обнаружила на ключе Варвары Сергеевны следы пластилина. Кто-то делал слепок, и логично, что именно Бадаев — из-за этого и был шум-гам вокруг выпавшего откуда-то ключа.
Покровский сел оформлять акт, что изымает икону.
Василий Иванович с интересом заглядывал в дверь, наблюдал за следственными действиями, приподнимая то одну, то другую голую ногу. Трусы в голубой горошек. Одна из понятых, девушка с тубусом, широко распахнула на него глаза, а запахнуть никак не могла. Тут и Василий Иванович не дал в ответ маху, застыл надолго на одной ноге.
Все, готов акт. Короткие следственные действия. Василий Иванович даже приуныл, но тут пришла сестра, обрадовался.
Не знает ли Елизавета Ивановна что-либо про икону? Нет! В церковь Кроевская ходила, яйца красила, а что у нее там в комнате — того знать неоткуда.
Перед уходом Покровский вспомнил про «Плов», заглянул в дверь кухни, Елизавета Ивановна — фартук расцветки трусов Василия Ивановича, полотенце через плечо — варила Василию Ивановичу нормальный рис.
Выйдя на улицу, глянул на окна. За окном Василия Ивановича болталась красная авоська, а в ней пакет «Плов».
Прячет так пакет от сестры? Абсурд. Авоська красная, как у Панасенко — те, что на квартире Ширшиковой. Только не надо думать сейчас, что между Панасенко и Василием Ивановичем есть связь.
Зайти выпить рюмку в Дом офицеров… Сдержался.
У Жунева интересная информация от Подлубнова. Генерал вхож в разные круги, в частности немного знаком с Иваном Братом, легендарным комендантом ЦСКА. И вот, слушая сегодня утром текущий доклад Жунева, Подлубнов сказал, что Иван Брат увлекся последнее время коллекционированием икон, согласно ветру времени, который не то что кресты, а уже и благородную белогвардейщину в телевизор чуть не на постоянной основе принес.
— Так получается, Бадаев мог для Брата икону добывать? — спрямил Покровский цепочку умозаключений.
— Не дай бог, — сказал Жунев.
Иван Брат чемпион и легенда, городить против него обвинения — это сага и эпопея.
— Видишь, сколько всего лепится вокруг Бадаева! — сказал Покровский. — Отправляем Кравцова в Красноурицк? А Панасенко ты дозвонился?
Вчера не удалось с цеховиком связаться. Сегодня да, получил Панасенко вводные, обещал нарисоваться. Хорошо.
— А Кравцов-то где?
— Где-где, летит в Красноурицк, — Жунев посмотрел на часы. — На посадку уже скоро.
Часы у Жунева новые удивительные — не в том дело, что швейцарского производства, а в том, что показывают недавно
