простыней. Жунев, Гога Пирамидин и Марина Мурашова придвинулись вплотную, Покровский поотстал, женщина в белом сняла простыню.
— Позвольте, — сказала Марина Мурашова. — Трупу-то… Немолодой труп.
— Старуха, так и сказали, — сказал Жунев. — Хотя да, странный вид.
— В том смысле, что умерла эта женщина… — продолжила Марина. — Качественно она заморожена, сложно определить. Но давно. Когда она умерла?
Покровский тоже глянул на труп. Лицо цвета поседевшего инея, если можно так выразиться, да даже если и нельзя. Если Апокалипсис будет сопровождаться маршем мертвых старух с косами, то лица у них будет именно такими.
— Я не знаю когда, — сказала женщина в белом.
— Как не знаете? Вот же бирка.
— По бирке это совсем другой покойник… Покойница, которую полгода назад похоронили.
— Полгода? — крякнул Жунев.
— Может и полгода лежит, — сказала Марина. — Несколько недель точно.
— Значит, не наша, — облегченно сказал Покровский.
— Старушка не наша, а дело теперь наше, — сказал Жунев. — Нам с тобой, Покровский, нужно вручить значок «Заслуженный геронтовед».
— Геронтовод, — сказал Покровский.
— Геронтофил! — расхохотался Гога Пирамидин.
Женщина в белом и в очках в белой оправе сердито ткнула себе посреди переносицы. Не разделяла веселья.
Что же случилось? Вышла из строя какая-то ерунда по линии электрооборудования, обесточился незначительный участок. В морге это коснулось одного небольшого зала с запасным холодильником. Ну, мест не хватало, чем морги лучше трамваев и ресторанов, и запасной холодильник тоже часто был заполнен. Шесть единиц нужно было срочно передислоцировать из него в другой холодильник.
Замглавврача, непосредственно отвечавший за морг, был в отгуле, повез семейство на дачу. Операцию возглавила Инга Игоревна, зав одним из отделений. Все трупы снабжены бирками из непромокаемого материала, коричневого, тоже довольно отвратного оттенка. При работе, естественно, соблюдали формальности, фиксировали перемещения в журнале. Каково же было удивление Инги Игоревны, когда выяснилось, что одна из покойниц, которая по документам благополучно проследовала на кремацию в середине декабря, согласно бирке провела остаток зимы и весну в запасном холодильнике.
Лаборант работает недавно, говорит, что по этому трупу информация у сменщика. У сменщика домашний телефон занят и занят. Главврач прибежал, сидит пьет валерьянку. Сторож ничего не знает. Инга Игоревна вызвала милицию.
— Приехали, главное, такой толпой, — сказал Жунев, достал сигареты, сунул одну в рот.
— Вы извините, у нас медицинское учреждение, курить нельзя, — сказала Инга Игоревна.
— Как же вы тут живете, — сочувственно сказал Жунев, оглядываясь по сторонам.
— Выйдем, может, на воздух? — предложил Покровский.
— Другого лаборанта надо найти или этого зама. Все ясно станет, — сказал Гога Пирамидин. — Где у зама дача? И лаборант где живет?
Лаборант-сменщик, оказалось, жил совсем близко, скромно сидел дома, слушал «Маяк», а что телефон занят, так он спаренный, а в той другой квартире две разведенки и у каждой по девочке-подростку. Трубку передают, как эстафетную палочку. Гога Пирамидин привез лаборанта через полчаса. Пока ездил, Жунев оформлял дело, а Покровский с Мариной Мурашовой пошли прогуляться. Больница на территории бывшей усадьбы, частично сохранившейся: административный корпус в барском доме, а на отшибе — небольшой пруд, старая ограда с перилами кегельками и даже грустный дореволюционный лев без хвоста.
Сели на деревянную скамью, испещренную выцарапанными и вырезанными надписями. Есть даже «Марина + Саша». Обращать внимания Марины на эту надпись Покровский не стал. Даже наоборот, сел на нее, чтобы Марина не заметила.
— Хорошо тебе было на Урале? — спросила Марина.
— Гостю везде хорошо.
— Это точно. Ты же поездом? Сколько это часов?
— Туда поездом, обратно уж прилетел. Тридцать часов я ехал.
— Ого-го! Большой кусок жизни. Что привез оттуда?
— Так что, ничего… А, мне подарили стиральную машинку «Малютка»!
— Поздравляю, Покровский. Наслышана! Впрямь удобная машинка?
— Впрямь маленькая.
И удобная тоже. Покровский, что мог, в прачечную сдавал и в химчистку, но для трусов-носков-маек это не выход, и для этой категории одежды маленькая машинка очень даже замечательно подходила. Но не говорить же с Мариной о трусах-носках.
— Смешно, что делают ее на том же «Уралмаше», где шагающие экскаваторы, у них до ста метров стрела…
Да что экскаваторы: Покровский слышал гордую формулу, что «Малютку» спроектировали те же инженеры, что проектируют атомные станции. Покровский не был уверен, что это правильно с точки зрения всесоюзной экономики, но звучало увесисто.
— Да, микромир переходит в макромир.
Покровскому с Мариной всегда было хорошо, ненеловко. Солнце закатилось за больничные корпуса, повеяло прохладой. Покровский снял пиджак, накинул на плечи Марине.
— А что ты делал в поезде, расскажи.
— Книгу читал про недостающее звено.
— Тебе каждый день на работе недостающих звеньев не достает?
— Нет, это другое, про эволюцию. Археологи нашли много последних обезьян и много первых людей, а вот переходного существа, которое как раз ровненько между обезьяной и человеком, найти никак не могут. Нашли недавно на Суматре, глядь — снова немного не то, — Покровский начал рассказывать с энтузиазмом, а потом вспомнил о выводе, к которому пришел на середине книги, где-то за Казанью, и сказал с совсем другой интонацией. — С другой стороны, какая разница… Я имею в виду, для меня.
— Не очень большая, — согласилась Марина Мурашова. — У меня иногда ощущение, что тебе все равно, что читать.
— Часто бывает, что читаю, а содержание мимо, о другом думаю, — согласился Покровский. — Но при этом оно как бы не совсем мимо. Как еда. Не всегда понимаешь, что ешь, но насыщаешься.
— Вот я и говорю. А в окно смотрел?
В окно Покровский, конечно, смотрел. Любил это дело.
Мелькает, проплывает. Перелески, перегоны, склоны и зеленя. Телеграфный провод поднимается-поднимается, натыкается на столб, срывается вниз, заново начинает медленный подъем. Мальчик и девочка машут на холме или за околицей поезду руками, платочком, одно из самых трогательных на свете зрелищ, до слез. Женщина согнулась над грядкой, собака лакает из лужи. Лесополосы, мосты, вода меж стремительно перекрещивающихся железяк. Косые лучи солнца делают сами знаете что.
Разделить это ощущение с кем-нибудь приятно и интересно.
А рассказывать тут нечего.
— А попутчики? Вареная курица была?
Еще бы! И не одна… Но тут вернулся Пирамидин.
Доставленный лаборант заявил, что о стационарном трупе ему известно, но лежит он в холодильнике, по словам замглавврача Туркина, вполне официально, в рамках некоего научного эксперимента. Где дача Туркина, тоже выяснили, недалеко за Дмитровым, 90 км от Москвы. Никому не захотелось форсировать события. Куда он денется, этот научный экспериментатор. Завтра явится на работу.
5 июня, четверг
Множество моделей самолетов на тросиках свисает с потолка, толчея пропеллеров и крыльев, один болтается так низко, что посетитель из числа особо рослых, пожалуй, снес бы выпущенные шасси головой. Впрочем,
