Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
— И старик Лукъян позвал тебя замуж? А ты согласилась, чтобы иметь защиту и уехать с ним из глуши в княжий град?
— Нет, не потому. Лукъян Всеславич сделал мне много добра. Я уважаю, почитаю своего мужа.
— Но ты ведь не можешь любить этого старого вдовца.
— Отчего же не могу? Он не такой уж старый.
— Ох, не верю я твоим смиренным речам и опущенным глазкам.
Гурий смотрел на нее пристально, с насмешливой улыбкой, и под его взглядом Дарина почему-то начинала чувствовать себя раздетой. Она невольно оглянулась на Евдокию — не заметила ли та, как молодой купец заигрывает с женой ее отца. Но Евдокия как раз была занята разговором и не смотрела в их сторону.
Очередность танцевальных движений снова приблизила Гурия и Дарину вплотную друг к другу, и купец, обняв ее за талию, быстро прошептал:
— Нравишься ты мне, Дарина. А я тебе нравлюсь?
Она отодвинулась в сторону, зардевшись от смущения и удовольствия. Разум подсказывал ей, что надо думать только о муже и ни о ком другом, а невольное женское кокетство, разбуженное опьянением, подавляло рассудочную осторожность.
Дарине хотелось, чтобы танец длился как можно дольше, отвлекая от мрачных мыслей. Но внезапно музыка смолкла и танцующие остановились, повернувшись к двери. Дарина тоже взглянула в ту сторону, куда все смотрели, — и в тот же миг хмельное оживление покинуло ее.
В зал, шатаясь, вошли трое мужчин — грязных, окровавленных и обессиленных. Дарина, замирая от ужасного предчувствия, узнала воеводу Прокопия и двух его ратников. Сделав несколько шагов, Прокопий прислонился к стене и сполз по ней на пол. В наступившей гробовой тишине тревожным набатом прозвучал его сдавленный голос:
— Беда!.. Передайте князю, что Бурундай идет не с миром, а с войной. Хочет застать врасплох…
На другом конце зала, словно откликаясь на лихую весть, раздался громкий и суровый голос:
— Коварный враг обманул нас, притворившись союзником. Только что татарин прислал нам своих послов с требованием, чтобы мы покорились. Теперь он держит в руках наши города, а мы не успели подготовиться к битве.
Дарина сразу же поняла, что это говорит сам князь. Даниил и его брат Василько стояли рядом, плечо к плечу — оба высокие, статные, с благородными лицами, седыми волосами и бородами.
Слова князя, как и появление Прокопия, означали одно: к княжеству подступила беда и война.
Женский плач и горестные причитания огласили зал, еще недавно полный музыки и веселья. Дарина и Евдокия одновременно кинулись к раненому Прокопию, стали спрашивать его:
— Что с Лукьяном Всеславичем? Где он?
Воевода в изнеможении качнул головой и чуть слышно пробормотал:
— Там, во дворе… на повозке.
Дарина и Евдокия посмотрели друг на друга расширенными от страха глазами. Но оставалась еще слабая надежда на то, что Лукьян Всеславич просто ранен, и обе женщины, жена и дочь, шепча молитвы, поспешили во двор.
В повозке под рядном лежали окровавленные, изрубленные тела Лукьяна Всеславича и двух ратников. Отвернувшись от страшной картины, Дарина почувствовала, как у нее внутри все холодеет, как душа катится в пустоту, словно снежный ком. Вокруг толпились, бегали и шумели люди, раздавался лязг оружия, женские крики и стоны. Евдокия громко рыдала над отцом. А Дарина, каменея в своем отчаянии, только беззвучно повторяла: «Проклята, я проклята…» и не вытирала слез, катившихся по щекам. В толпе испуганных и занятых своими бедами людей она чувствовала себя чужой и одинокой; никому до нее не было дела.
И вдруг чьи-то крепкие руки обняли ее за плечи. Вздрогнув, она повернула голову и встретилась взглядом с Гурием Яруновичем.
— Не плачь, боярыня, — сказал он ласково. — Пойдем со мной, здесь тебя никто не утешит, кроме меня. Я отведу тебя в дом.
И тут внезапно Дарина с ужасом в глазах отшатнулась от купца и закричала:
— Нет, нет!.. Не прикасайся ко мне! Я проклята, проклята!.. Я приношу погибель мужчинам! Я должна быть одна!
Услышав такое, Гурий сам отшатнулся от Дарины и, невольно перекрестившись, пробормотал:
— Да она полоумная!..
Он исчез в толпе, но Дарина этого даже не заметила. Ею уже овладела другая мысль. Забыв о собственной обреченности, она думала теперь лишь о своем ребенке, оставшемся в селе, которое, может быть, уже занято ордынскими воинами. «Святослав, маленький мой!» — прошептала Дарина и кинулась бежать, не разбирая дороги, продираясь сквозь людской поток.
В конце улицы, где было уже не так многолюдно, мелькнуло черное монашеское платье Мартына. И Дарина устремилась к нему, как обессилевший пловец к спасительному бревнышку плота.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
Пригодилось Дарине монашеское одеяние, взятое Мартыном в дорогу по совету Лукьяна Всеславича. И за это Дарина не раз вспомнила добрым словом своего мужа, похороненного второпях, без тех почестей, которые были бы ему возданы, случись несчастье в более спокойное время, а не среди тревоги и суеты, которой был охвачен город, осажденный Бурундаем.
Наверное, если бы Дарина не переоделась монашком и не спрятала туго заплетенные косы под шапку, ей не удалось бы беспрепятственно покинуть окрестности Владимира-Волынского. Но на двух бродячих монахов никто не обращал внимания, и татары, довольно терпимые к чужой вере, не останавливали их.
Обратный путь занял вдвое больше времени, потому что Дарина и Мартын не могли взять лошадей, которых татары по дороге все равно бы отобрали. Гораздо безопаснее было выглядеть нищими и слабыми странниками, у которых не было с собой ничего, кроме тощих котомок. Дарина и Мартын даже нарочно измазали себе лица, чтобы иметь еще более жалкий вид.
Дорога казалась Дарине бесконечной. Молодая женщина готова была в кровь сбивать ноги, лишь бы поскорее добраться до дома, где оставался ее сын. Только о нем, маленьком и беззащитном, были все ее мысли и молитвы.
Когда до дома оставалось уже совсем небольшое расстояние, она со страхом вглядывалась вдаль: что-то окажется там, на месте боярских владений? Не увидят ли измученные странники страшную картину пожарищ и разрушений, какие видели не раз на своем пути?
Но вот перед ними открылось поле со стогами, а по другую сторону дороги — луг, на котором паслось небольшое стадо овец. Эти приметы свидетельствовали о том, что мирная, скромная жизнь родного села продолжается и, значит, татарская буря его миновала. У Дарины немного отлегло от сердца.
Когда же она увидела на высоком крыльце боярского дома Ксению с маленьким Святославом на руках, то, боясь поверить своему счастью, могла лишь со слезами прошептать: «Слава Богу, слава Богу…»
Смеясь и плача, Дарина обнимала сына и свекровь и впервые в жизни искренне, от всей души назвала Ксению мамой.
— Теперь никого у меня нет на свете, кроме сыночка и тебя, матушка, — говорила Дарина, склонив голову к плечу боярыни, которая в эту минуту вдруг напомнила ей Ольгу, родную мать. — Я не любила Лукьяна Всеславича, но глубоко его чтила и была бы ему верной женой, клянусь Богом. Но раз уж судьбе угодно, чтобы я осталась вдовой, так буду жить ради своего ребенка. Мой сын — единственный мужчина, которого мне суждено любить. Когда я поставлю его на ноги, то сама уйду в монастырь.
Ознакомительная версия. Доступно 15 страниц из 75
