– Почему некоторые люди не похожи на других? – спросила Пинто.
– А чем ты не похожа, дорогая?
– Ну, я могу делать то, чего не могут другие.
– Значит, ты не похожа на других, чтобы делать то, чего они не могут.
– Правда?
– А тебя это пугает?
– Да. Я боюсь… боюсь быть такой.
– Не бойся. Ведь эти способности не совсем твои.
Тропа как раз проходила неподалеку от быстрой горной реки. Узкая полоска ледяной воды сбегала по мокрым камням. Кое-где земля провалилась, и возникли крошечные водопады, над которыми вода скапливалась, а потом сверкающими струями дугой стекала вниз. На такой водопад и указал Анно Хаз.
– Видишь, как падает вода? Такой блестящей дугой.
– Да, пап.
– Ты как этот водопад. Сила, которая поднимает воду, идет от самой реки. Вода в водопаде всегда новая, хотя водопад один и тот же. Видишь?
– Да.
– Так что не бойся, моя хорошая. Сила исходит не от тебя и не тебе принадлежит. Она течет через тебя, и поэтому ты такая, какая есть.
Дочка серьезно слушала тихие слова отца из-за снежной завесы и, несмотря на свой юный возраст, поняла.
– И у Бо с Кесс так же?
– Думаю, да.
– И у мамы?
– Да.
– Значит, мы сами ничего не делаем? За нас все решает сила?
– Нет, дочка. Многое зависит от тебя. Ты можешь отказаться от силы, которую ощутила. Можешь забрать ее себе. Можешь ей сопротивляться. Только что бы ты ни выбрала, помни: эта сила не с тебя началась и не тобой кончится.
– Я не хочу от нее отказываться или забирать себе. Я хочу… хочу, чтобы всем было хорошо.
– Значит, так и будет.
– Неужели все так просто?
– Нет. Совсем нет. Ты подумай, сколько сил в мире хочет обратного. Страх рождает насилие, насилие приводит к ненависти, а ненависть кончается одиночеством. Все людские беды и злые дела собираются в огромные черные тучи и холодным снегом выпадают на землю. И тогда мир глохнет и немеет, люди перестают слышать и любить друг друга. Это ведь очень печально…
– Да, – согласилась Пинто. Она представляла себе мир точно так же. – Да.
Какое-то время они шли молча. Потом Пинто сказала:
– Ты столько знаешь, пап! Наверное, у тебя тоже есть сила.
– Нет, моя хорошая, нету. Я не умею предсказывать будущее, как Аира. Я не умею читать мысли, как Кестрель, или бороться с врагами силой мысли, как Бомен. Я не умею говорить с волками. Я могу только слушать и учиться. Читать и учиться. Обдумывать то, что я услышал и прочитал, и учиться.
– Вот откуда ты столько знаешь! Мы тебе в подметки не годимся. Даже мама.
– Жаль, что одних знаний недостаточно, – вздохнул Анно. – Я даже не уверен, есть ли от них хоть какая-то польза. Просто я так устроен. Мне нравится разгадывать загадки. Только все это ни к чему теперь, когда…
Он осекся.
– Когда Бо и Кесс ушли. Когда мама вот-вот умрет, – сказала Пинто.
– А ты изменилась, – тихо сказал отец.
– Я только сказала то, что мы все и так знаем. Просто не говорим вслух.
Анно обернулся и посмотрел сквозь снег назад, на волокушу с женой.
– Не знаю, как я буду жить без нее, – произнес он, просто, без жалости к себе.
Пинто понимала, что отец говорит чистую правду. Он не представлял, как жить дальше без жены. Анно добавил:
– Хотя, конечно, узнаю, когда придется.
Снежные тучи заволокли небо, и о том, что наступает вечер, можно было догадаться только по боли в усталых ногах. Постепенно сумерки сгустились, снег повалил с новой силой, и мантхи уже не видели, куда идут. Было решено остановиться и заночевать.
Сначала путники хотели укрыться под соснами вдоль тропы, но Креот, который повел коров в лес в поисках корма, нашел место получше.
– Анно! – крикнул он. – Иди сюда!
На опушке особняком стоял огромный дуб в ржаво-коричневых листьях, которые еще цеплялись за ветки. На верхних ветвях плотной крышей скопился снег и образовал сухое укрытие размером с большую комнату.
Мантхи, радуясь, что можно укрыться от снегопада, привели к дубу коров и лошадей, отряхнулись и начали обустраиваться. Носилки прислонили к стволу, в самом безветренном уголке сложили и разожгли костер, насыпали вал из снега, чтобы не так дуло. Когда огонь разгорелся и на верхних ветках заплясали желтые отблески, вокруг стало совсем темно. Продрогшие и усталые путники вскоре согрелись, подкрепились и повеселели.
От тепла снег на ветвях начал таять, и влага закапала в костер. Чтобы вода совсем не затушила пламя, Мико Мимилит смастерил навес из палок и куска материи, хорошенько вывалянной в сугробе. Навес подняли высоко над огнем, и проблема была решена. Правда, дым повалил людям в глаза и пришлось соорудить нечто вроде опахала, чтобы отгонять его в сторону.
Еще несколько подобных хитростей – и случайное укрытие превратилось в удобное место для ночлега. Не просто удобное, а красивое. Отблески пламени, играющие на снежных стенах и сплетении ветвей, придавали убежищу какой-то древний, первобытный вид, словно это дом, который построили в незапамятные времена и передавали от поколения к поколению. Все, что осталось за снежным валом и шатром из веток, отошло далеко-далеко. Жизнь была тут, в красно-золотых сполохах. Глядя друг на друга, на лица, ставшие столь прекрасными в свете костра, путники изумлялись: неужели они столько прошли и все еще вместе? А вот завтра…
– Да, что завтра? Мы почти у цели? Мы увидим завтра родину?
Ответ знала только Аира Хаз. Анно закутал ее в одеяла, заставил поесть хлеба, и теперь пророчица сидела и всем улыбалась.
– Может, и завтра. Уже скоро.
Анно радовался улыбке жены, на удивление ясному и твердому голосу.
– Тебе получше?
– Да. Сила вернулась. Надо ее использовать.
– Нет-нет, не напрягайся! Мы еще не дошли.
– Ах, Аннок… – Аира улыбнулась с укоризной. – Ты же знаешь, сила на то мне и дана, чтобы туда дойти.
Анно хмуро опустил глаза.
– Что ты хочешь сделать?
– Использовать свой дар. Заглянуть в будущее.
– Нет.
«Каждый раз, когда я вижу будущее, я слабею. Мой дар – это моя болезнь. Предсказания убьют меня». Слова пророка Аиры Мантха звучали в ушах Анно Хаза всякий раз, когда он смотрел на похудевшую и ослабевшую жену.
– Нет, – повторил он.
– Да, – сказала Аира. – Пока не поздно.
Анно склонил голову.
– Говори, я послушаю.
