– Мистер Редфилд, вам совершенно не о чем беспокоиться. Ей просто зададут пару вопросов – и все.
– Она очень ранимая, – промолвил в ответ Льюис, – вдруг ее чем-нибудь расстроят. – Он даже не посмотрел на полицейского, его взгляд был устремлен в коридор. С того места, где сидел толстячок, он не мог видеть инструктажную и слышать, о чем там говорят, но пристально смотрел в ту сторону, будто бы силясь уловить хоть малейший звук.
– Вы давно женаты, сэр? – спросил Мисколо, решив завязать разговор.
– Два года, – отозвался Редфилд.
– Можно сказать, что вы практически молодожены? – расплылся в улыбке Мисколо. – Так вот почему вы так о ней беспокоитесь. Лично я женат уже…
– Я считаю, что нас нельзя отнести к категории новобрачных, – возразил толстячок, – мы ведь не зеленая молодежь.
– Я вовсе не хотел сказать…
– Кроме того, у моей жены это уже второй брак, – добавил Льюис.
– Ясненько, – протянул Мисколо и замолчал, не зная, что еще добавить.
– Да, вот такие дела, – покивал Редфилд.
– Ничего, многие женятся поздно, – неуверенно произнес Мисколо, – и, как правило, в таких случаях брак бывает удачным. Оба супруга готовы ответственно относиться к семейной жизни, остепениться…
– У нас нет семьи, – перебил его толстячок.
– Простите, что? – не понял полицейский.
– У нас нет детей.
– Ну, рано или поздно будут, – улыбнулся Мисколо, – если вы, конечно, этого хотите.
– Мне очень хочется детей, – признался Редфилд.
– С этим ничего не может сравниться, – отозвался Мисколо, которому тема разговора пришлась очень по душе. – Лично у меня двое детей: дочка и сын. Дочка сейчас оканчивает коммерческое училище – будет секретаршей. А сын – в Массачусетском технологическом институте. Это который в Бостоне, ну вы знаете. Бывали в Бостоне?
– Нет.
– А я там бывал. Давно, правда, еще задолго до Второй мировой войны, когда служил в ВМФ. Вам доводилось служить?
– Да.
– И где служили? – поинтересовался Мисколо.
– В сухопутных войсках.
– А у них базы под Бостоном нет?
– Не знаю, – коротко ответил толстячок.
– Когда я служил в Бостоне, солдат там была тьма-тьмущая. – Мисколо пожал плечами. – А вы где служили?
– Долго ее еще будут допрашивать? – неожиданно спросил Редфилд.
– Да через пару минут отпустят, – махнул рукой Мисколо. – Так где вы служили, мистер Редфилд?
– В Техасе.
– И что там делали?
– Да ничего особенного, – чуть поморщился толстячок, – обычная пехотная рота.
– А за рубеж вас отправляли?
– Ага.
– И куда?
– Я участвовал в высадке в Нормандии.
– Да ладно! – ахнул Мисколо.
– Ага, – кивнул Редфилд. – Я туда попал на второй день после начала операции.
– Видать, досталось вам там… – покачал головой полицейский.
– Я, как видите, остался жив.
– И слава богу! Целой куче народа повезло куда меньше.
– Я в курсе, – кивнул толстячок.
– Знаете, если честно, мне даже немного жаль, что меня там не было, – признался Мисколо. – Когда я служил на флоте, никто даже и помыслить не мог, что будет война. А потом, когда она началась, меня не взяли по возрасту. А я был бы рад повоевать за нашу страну.
– Ради чего? – спросил Редфилд.
– Как это «ради чего»? – на мгновение опешил Мисколо. – Ну как же… Ради будущего.
– За демократию и свободу на всей планете? – осведомился толстячок.
– Ну да, за это. И за…
– За мирное небо для будущих поколений? – В голосе Редфилда отчего-то звучала язвительность.
Мисколо изумленно уставился на него.
– Лично для меня важно, чтобы мои дети жили в свободном мире без войн, – наконец сказал он.
– Для меня тоже, – ответил Редфилд. – Мир во всем мире для ваших и моих детей.
– Точно. Когда они у вас будут.
– Да, когда они у меня будут, – кивнул толстячок.
В комнате воцарилась тишина.
Редфилд зажег и затушил спичку.
– Чего так долго-то? – спросил он.
Сотрудница, беседовавшая с глазу на глаз с Маргарет Редфилд, была молодой девушкой двадцати четырех лет. Ее звали Эллис Беннион. Она сидела в опустевшей инструктажной за столом напротив миссис Редфилд и ловила каждое ее слово. От услышанного глаза Эллис сделались огромными, как блюдца, а сердце начало бешено колотиться. Маргарет потребовалось всего пятнадцать минут, чтобы рассказать о случившемся на вечеринке в сороковом году. За эти пятнадцать минут Эллис то бледнела, то краснела. Ее бросало то в жар, то в холод. Она была потрясена, смущена, растеряна. Внутри все ныло от сочувствия к Маргарет. В час дня Маргарет и Льюис уехали из участка, а Эллис Беннион, детектив третьего разряда, села печатать рапорт о состоявшемся разговоре. Она пыталась оставаться бесстрастной и ограничиться лишь сухим изложением фактов, но чем дальше продвигалось дело, тем больше делала опечаток. Когда Эллис выдернула готовый рапорт из пишущей машинки, девушка была мокрой от пота. Она искренне жалела, что именно ей выпало сегодня дежурить в участке. Рапорт Эллис отнесла в кабинет лейтенанта, где ее ждал Карелла. Пока Стив читал, она стояла у стола.
– Значит, это все? – спросил он, наконец отложив рапорт в сторону.
– Все, – кивнула Эллис. – Можно попросить тебя об одолжении?
– Каком?
– В следующий раз попытайся как-нибудь справиться сам. – С этими словами Эллис вышла из кабинета.
– Дай-ка взглянуть, – попросил лейтенант Бернс, и Карелла протянул рапорт начальнику.
«Миссис Редфилд находилась в состоянии крайнего волнения и наотрез отказывалась разговаривать. Утверждала, что рассказывала о случившемся только одной живой душе – семейному доктору, да и то в силу срочности и необходимости принять немедленные меры. Данный доктор, Эндрю Фидио (Изола, Эйнсли-авеню, д. 106), на протяжении многих лет является ее лечащим врачом.
Миссис Редфилд утверждает, что приблизительно в апреле 1940 года в ходе вечеринки в доме у Рендольфа Нордена ее насильно напоили. Утверждает, что, когда остальные студенты разошлись около двух часов ночи, она находилась в состоянии алкогольного опьянения. Она осознавала, что ситуация выходит из-под контроля, но из-за сильного головокружения не могла уйти. Она отказалась принимать участие в том, что происходило в других комнатах, и предпочла остаться в гостиной. Две другие девушки, Бланш Леттигер и Элен Стратерс, силой затащили миссис Редфилд в спальню и держали ее, прибегнув к помощи молодых людей, пока Рэнди Норден „пользовался” ею. Она попыталась сбежать, но ей связали руки и по очереди насиловали, пока она не потеряла сознание. По ее словам, в этом приняли участие все молодые люди. Говорит, что помнит, как девушки смеялись. Ей кажется, что помнит что-то о начавшемся пожаре, о том, что одну из занавесок охватило пламя, но воспоминания об этом у нее нечеткие. Около пяти часов утра ее кто-то отвез домой, кто именно – она не помнит. Она побоялась рассказывать о случившемся матери, а отца уже не было в живых.
