Она заметила его быстрый взгляд, брошенный на ее атласный с кружевами лифчик и такие же трусики.
Видимо, купальники все же другие.
Набрав в грудь воздуха, Перис сбросила сандалии и подала Тобиасу руку.
– Один шаг вниз, – сказал он ей. – Вот и все. Теперь скажи, что у меня не бывает хороших идей.
У него опасные идеи – Перис поняла это, когда, взяв его руку, почувствовала, что хочет сидеть к нему поближе, а не на более безопасном расстоянии.
Пузырящийся водоворот появился на поверхности, когда в воду погрузились ее груди.
Тобиас все еще держал ее за руку.
– Мне послышалось, ты говорила, что не носишь белое. – По его лицу ничего нельзя было понять. Перис сощурилась.
– Нет.
– Почему бы тебе не снять очки?
– Я забыла, – свободной рукой она сняла очки и положила их где-то за спиной.
– Все еще забывчива, через столько лет, – пропел он дурашливым тенором, пародируя какой-то вестерн. – Кое-что остается неизменным. Сейчас ведь ты в белом.
– Ты не должен был ничего увидеть.
– Я же предложил закрыть глаза, а ты сказала, что это смешно. Но я вовсе не глазею на тебя.
В памяти Перис снова червячком шевельнулись обвинения Синтии против бывшего мужа.
– Что мы здесь делаем? – спросила она.
– Скрываемся от мира. Проводим время с человеком, который нас хорошо знает. Наслаждаемся тем, что не надо притворяться, будто мы иные, чем есть на самом деле.
Кто он – она до сих пор не знала.
– Мы бы хотели получить счета за новые замки. И пожалуйста, не надо больше таких одолжений.
Он выпустил ее ладонь и обвил рукой ее шею. Перис сидела Очень прямо, спина уже затекла, но рассудок велел ей быть начеку.
Пальцы Тобиаса легли на ее голое плечо.
– Остальные очень признательны – мы все очень признательны тебе за то, что ты делаешь для нас, но позволить тебе платить за работу мы не можем.
– Успокойся, Плакса.
Она попыталась высвободиться.
– Хотелось бы знать, почему ты меня так называешь.
Без всякого усилия он положил ее голову на свое плечо.
– Успокойся.
– Ну почему Плакса? Раньше ты говорил, что я – несчастная маленькая… в общем, несчастная.
– Несчастная маленькая жаба? Так и есть. Несчастная Плакса. Мне кажется, очень подходит. А какие малышки живут у вас на первом этаже! Просто огонь!
Поморщившись, Перис обещала себе ничего не говорить о Мэри.
– Я знаю, ты думаешь, что я пытаюсь завлечь тебя в любовную интрижку.
Румянец на лице Перис вряд ли был вызван горячей водой в ванне.
– Не нужно ничего говорить, – дружелюбно продолжал Тобиас. – Я понимаю, как ты могла сделать такую ошибку. Тебе Мэри рассказывала о моем классном приобретении?
– Да. Ты мог и не делать этого.
– Я никогда не делаю то, чего не хочу. Я отношусь к тем людям, которым нравится общаться и с молодыми, и с очень старыми. Мы многому можем у них научиться.
Пора прекращать этот разговор.
– Научиться, например, как лучше организовать празднование Хэллоуина? Интересно.
– Например, быть достаточно старым, чтобы чувствовать себя выше нескромностей. Или достаточно молодым, чтобы верить, что все тебя любят.
Перис подняла голову, чтобы увидеть его лицо.
– Когда это ты стал философом?
Глаза стального цвета прикрылись длинными заостренными ресницами.
– Если и стал им, то лишь тогда, когда захотел, чтобы у меня было что-нибудь, что для меня очень важно.
– Как человек, подобный тебе, решает, что важно, а что – нет?
Тобиас мрачно посмотрел на Перис.
– Обычно это происходит, когда тебе пребольно достанется по голове. Некоторые учатся довольно быстро. Другим приходится понимать, что если не применить силу, то ничего не получишь.
Смутное движение в душе Перис было вызвано отчасти болью, отчасти потребностью в удовольствии.
– Тебе часто доставалось?
Он задумчиво прищурился, глядя на дождь.
– М-м… Дважды. Я расскажу тебе про один случай; другой подождет. До лучших, наверное, времен.
Без предупреждения Тобиас повернулся к Перис и посадил ее на край ванны, а сам встал перед ней на колени и взял ее запястье.
Вода больше не защищала тело Перис, и ей очень хотелось прикрыться чем-нибудь.
– Мне досталось от тебя, Перис.
В следующую минуту Перис слушала лишь шелест дождевых капель, да свое и его дыхание.
– Это тебя пугает? Или я пугаю тебя? Вызываю отвращение?
– Нет! – В ночи было мало воздуха. – Нет.
Он закрыл глаза, и его обычно невыразительное лицо перекосилось, как от боли.
– Я не такой крутой, как ты думаешь, – сказал он тихо. – Если меня поранить, пойдет кровь, как у любого человека.
– Я не стану этого делать, – похоже, она больше не знала, что сказать.
– Знаешь, я тебе верю, – он открыл глаза и нечто в самой глубине его души задело ее. – Я уверен, что ты – самая нежная из женщин. Но, сколь бы ни была ты нежна, до последней капли крови ты будешь сражаться за человека, которого любишь.
– Буду, – прошептала она.
– И еще я думаю, что ты слишком ранима, Перис. Тебе необходимо быть любимой. Любимой человеком достаточно сильным для того, чтобы быть с тобой рядом, когда ты окажешься готовой сказать ему, что он тебе нужен; человеком достаточно сильным, чтобы ты никогда не почувствовала себя запертой.
Осторожно, словно боясь обжечься, Перис провела ладонями по его лицу, запустила пальцы в его волосы.
– Ты понимаешь, о чем я?
Понимала ли она? Медленно и нежно она ласкала его шею, изучая, водила ладонями по его плечам и груди.
Тобиас вздрогнул. Он наклонился, чтобы поцеловать ее щеку, взять ее в свои объятья, спрятать лицо в изгибе ее шеи.
Волосы на его груди щекотали обнаженные выпуклости ее грудей. Перис прижалась к нему крепче, потерлась подбородком о его макушку.
Может ли этот мужчина быть таким, каким описывала его Синтия?
– Ты нужна мне, Перис.
Сердце ее оборвалось. Синтия предупреждала ее, что он был неразборчивым в средствах эгоистом, человеком, бессовестным в бизнесе, да и во всем, что становилось его страстью.
– Мне нужна свобода, – сказал он ей. – И еще я должен быть уверен в том, что я первый.
– Первый во всем? – заставила она себя спросить. – И что ты хочешь, чтобы было первым?
