Я зажмуриваюсь. Наверное, зря. Потому, что перед глазами, будто в сломавшемся калейдоскопе, взмывают миллионы самых разных картинок. Настолько разных, что это поначалу даже сбивает с толку, а потом все становится на свои места, и я понимаю, что…
— Эй, это кто тут у нас? — на пояс ложатся мягкие руки Саны. Она немного взъерошена, но в ее глазах, сколько я в них ни вглядываюсь — нет и тени от прежней боли. Тревога… да. Но здесь сейчас всем тревожно. И этот страх никуда не денется, пока не появится какая-никакая определенность.
— Если я скажу, что перед тобой — наследник Темекая, ты прогонишь меня метлой?
Сана сглатывает и оглядывается на застывших в дверном проеме детей. Те явно взбудоражены моим появлением — оно и не мудрено. Это Сана для них — уже, можно сказать, родная. Я же — пока темная лошадка. Особенно нелегко приходится малышам. Ничего… Ничего. Познакомимся… Да так друг к другу прикипим, что и не оторвать будет. Я знаю.
Не по годам смышленый Петька подхватывает малышню и скрывается в глубине комнаты. Напоследок плотно прикрыв за собой дверь. Смерть Янара в октябре стала для него большим испытанием, но с тех пор, кажется, он почти вернулся к себе, прежнему.
– Я так люблю тебя, что не прогоню, даже если ты вдруг окажешься наследником князя тьмы.
— Ну, где-то так и есть, правда? — то ли шучу я, то ли нащупываю границы. — Как ни крути, он продолжается во мне, — замолкаю, не в силах договорить, опасаясь ее реакции. Но в то же время не желая скрывать, что сейчас сильней, чем когда либо, я чувствую в себе этот странный зов крови.
Прежде чем что-то ответить, Сана долго и неторопливо скользит по мне изучающим взглядом. Время как будто замедляется, и мы вязнем в нем. Мы утопаем.
— А знаешь, ты, наверное, прав. Все хорошее, что в нем было, не умерло.
Я молчу. Это так хорошо, что просто не может быть правдой. Медленно обхватываю ее затылок, зарываюсь в волосы пальцами и выдыхаю с благоговением:
— Сана… Девочка моя, — и целую ее, целую, бормочу какие-то глупости о том, что никогда ее не обижу, что она — мое все, что я жить без нее не могу. И слышу, как моему голосу вторит раскатистый смех, который, поднимаясь все выше и выше над горами, лесами, озерами и серебристыми венами рек, растворяется где-то высоко в небе.
Конец
