— В принятии тобой наследства.
Чего? Перевожу взгляд с Князева на Богданова и обратно. Вряд ли речь идет о стареньком домике моей матери. А значит…
— Каким образом? — сиплю. — Формально я Акаю — никто.
— Проведенная генетическая экспертиза свидетельствует об обратном. А за решением суда, как ты понимаешь, дело не станет.
Конечно, нет, если, мать его так, в этом решении заинтересованы на самом верху. Но, постойте… Генетическая экспертиза? Милостивый боже. Я действительно его сын. Мне следовало догадаться, что этот момент не пройдет мимо руководства.
— Окей. Допустим, в наследство я вступлю. А что дальше?
— В каком смысле?
— Чего от меня хотят? Чтобы я отдал его государству? — туплю в попытке понять, какая роль мне отведена в этом спектакле.
— Если только один маленький заводик в В*. На остальное никто не претендует.
Небольшой заводик в В* — на самом деле большое предприятие, с контактами в оборонке. Понятно, почему именно на него позарились. А в остальном…
— Как не претендует? — удивляюсь. — Я же докладывал. Там столько претендентов, что…
— Вот именно, — перебивает меня Князев. — Поэтому нам нужен тот, кто сумеет сохранить в регионе прежний порядок. Хорошенько все взвесив, мы решили, что тебе вполне по силам сберечь наследие отца, продолжить его инициативы по развитию края и… как бы это сказать? Приглянуть за всем остальным.
По факту он хочет, чтобы я взял на себя функции Акая. Киваю, игнорируя сползающий вниз по позвоночнику холод.
— Вы хотите, чтобы я стал кем-то вроде смотрящего?
То, что такие люди существуют — ни для кого не секрет. Но, черт, я не уверен, что справлюсь. Вообще не уверен. Где я, а где мой отец? У меня из образования — одиннадцать классов.
— Это можно и так назвать.
— Я ни черта не знаю о бизнесе, — вынужден признать очевидное. Мне приходится усиленно контролировать каждый звук, вырывающийся из глотки, и, наверное, поэтому мой голос звучит так странно. Ну и ладно. Уж лучше так, чем если бы в него таки просочилась захватившая меня паника. Или липкий, как дикий мед, страх.
В опустевшей вдруг голове звонким эхом прокатывается мерзкий голос интернатской учительницы. Я столько лет не вспоминал о ее насмешках, и вот — пожалуйста. Детские травмы напоминают о себе в самый неподходящий момент.
— Тебе и не надо все знать. По крайне мере, никто этого от тебя не требует сразу. У Темекая отличный руководящий состав. Эти ребята знают, что им делать и куда двигаться. Так что у тебя будет время осмотреться и разобраться, что к чему.
— Ну, не знаю. Я… могу отказаться?
Слова слетают с губ прежде, чем я успеваю до конца их осмыслить. А когда это происходит, в моей душе поднимается такая злость, что, подстегиваемый ею, я вскакиваю со стула и начинаю метаться туда-сюда по кабинету, наплевав на то, как это выглядит со стороны. И как может быть расценено.
— Отказаться можешь. Но я бы рекомендовал тебе сначала все хорошенько обдумать. — Князев поджимает губы и, опираясь на крышку стола, встает. Первый провожает его хмурым взглядом, а как только за шефом закрывается дверь, достает из сейфа папку и подталкивает ко мне.
— Прежде чем принимать решение, просмотри эти отчеты.
— Для чего?
— Чтобы знал, какие на кону ставки.
— Звучит так, будто я тебя разочаровал!
Демьян встает. Засовывает руки в карманы.
— Нет, брат. Нет… Просто… Как бы это тебе объяснить? Мы все порой боимся провала. Каждый из нас. Думаю, сейчас тобой руководит страх не справиться. И я не хочу, чтобы, ему поддавшись, ты даже не попробовал. Поверь, я как никто знаю, как стремно в нашем возрасте браться за что-то новое. Да я до сих пор иногда сомневаюсь, что не зря здесь протираю штаны. А потом вижу результат своих усилий — и отпускает. Князев дело говорит — никто не ждет, что ты придешь и все на лету схватишь.
Я понимаю, о чем Демьян говорит. Но моих эмоций его слова не притупляют.
— Я уверен, что сам не разберусь, что бы ни было в этой папке.
Демьян запрокидывает голову и громко ржет:
— Будь уверен. Я тоже ни черта не понял. Но у тебя будет личный бизнес-консультант.
Три бесконечных дня у меня уходит на консультации, совещания и… сомнения, сомнения, сомнения… По большому счету, конечно же, в собственных силах. Тут Демьян прав. Но чем больше я в это все погружаюсь, тем сильней становится мое желание доказать всем и себе, в первую очередь, что я… достойный сын своего отца.
Так что я бы, может, и согласился. Если бы не боялся реакции Саны. С ней мы, конечно, регулярно перезваниваемся, но о главном не говорим. Я не знаю, как ей объяснить, почему всего за несколько дней это все стало так для меня важно. Тем более по телефону. Поэтому, не сказав ни да, ни нет, я возвращаюсь домой. На календаре — последний день уходящего года. До этих пор мы с Саной держали наши отношения в тайне, но теперь, наверное, в этом уже нет никакого смысла. Совсем скоро я смогу сделать ее своей официально. Места себе не нахожу, предвкушая это событие.
Бросаю машину и начинаю пробираться к крыльцу. Стоит жуткий мороз, отчего только-только выпавший снег оглушительно громко скрипит под ногами. На месте, где летом Сана разбила клумбу, возвышается впечатляющих размеров снежная баба. У кого-то из моих домашних явная гигантомания. Улыбаюсь и не спеша поднимаюсь вверх по ступням. Я, конечно, безумно скучал по своей девочке и хочу увидеть ее как можно скорее. Но… Возвращение туда, где тебя ждут — само по себе настолько приятное чувство, что я притормаживаю, дабы максимально им насладиться.
К удивлению, дверь открывается, стоит только провернуть ручку. Больше никаких замков? И никаких сигнализаций? Неужто Сана осмелела, пока меня не было? Уроки с шаманом ей явно идут на пользу. Хотя и времени на них у нас уходит прорва.
Обиваю с ботинок снег, прохожу в тепло коридора. Из кухни доносятся детские голоса. Робкий Глашин — та никак не отойдет от смерти матери. Более взрослый и насмешливый — Петькин. Им вторит смеющийся голос Саны.
Меня окатывает сбивающей с ног волной тепла. И в этом раздирающем душу моменте — в котором соединились и смех, и голоса, и звон тарелок — кто-то явно сервирует ужин, в аромате ели и мандаринов теряется все наносное. На меня снисходит понимание абсолютной правильности происходящего. Как будто все, что творилось в моей жизни до этого, происходило лишь потому, что в написанной программе моей жизни случился какой-то баг. Опираясь о выступающую поверхность этажерки, стаскиваю с ног ботинки. По недосмотру сбиваю рукой хрустальную вазочку. Та падает. Мне, наверное, стоит ее поднять. А вместо этого я залипаю, поймав свое отражение в зеркале.
Не могу понять, что же во мне не так? Наверное, то, что мой двойник почему-то в деловом костюме. Или меня смущает седина на висках, которой у меня, настоящего, отродясь не было? Или тонкие морщинки у глаз, которых еще сегодня утром… Ну, вы поняли.
