– За сквером лезут! Давай!
– Будь жив, Степаныч! – Стрелок в облезлой каске бросил старшине вещмешок, кинулся к дому, перекидывая на грудь автомат. На бегу оглянулся: – Лейтенант, там в погребе гражданские. Захватите девку раненую.
Ожесточенно трещали автоматы. Женька выглянул – начальница лежала в двух шагах от пушки. Раскинув длинные ноги, стреляла из «СВТ».
– Слышь, старшина, а где эти гражданские? – неуверенно спросил Женька.
– Так вдоль дома. Там щели накопаны, – старшина жутко закатывал от боли глаза. – Лейтенант, водицы нет?
– Сейчас, – Женька спрыгнул на мостовую. Пули непрерывно стучали по углу дома, оставляя красные, в светлых нимбах облетевшей штукатурки отметины. Даже красиво, блин. Где этот погреб, черт бы его побрал?
Сначала Женька услышал женское завывание, потом чуть не свалился в узкий ровик, уходящий куда-то под сарай.
– Эй, здесь раненая? В госпиталь давай заберу.
Высунулось опухшее женское лицо:
– Хто?
– Конь в пальто. Раненая здесь? Давайте, если помощь нужна.
– Так як же? А я?
– А вы сидите. Пальба кругом. – Женька, теряя терпение, сунулся внутрь, разглядел маленькую фигуру, лежащую на тряпье.
– Ой, бережнее! Спинка у нее, – запричитала баба.
Женька, не давая себе испугаться, сгреб в охапку. Человечек оказался легким, заскулил слабо.
– Ой, бережнее! – зарыдала женщина. – Дочечка, единственная моя.
– Ничего, в два счета в госпитале будет. Потом эвакуируем, – заверил Женька, неловко сжимая тело, завернутое в темное грязное пальто. Перед носом оказалась ситцевая тряпка, набухшая кровью.
Женька выбрался на белый свет. Женщина ползла следом:
– Як же, потеряю доню…
– Не маленькие, найдетесь, – рявкнул Земляков. – Сиди, убьет!
За сараями треснул взрыв, с визгом разошлись осколки. По переулку с яростным лязгом пронесся «Т-60». Не снижая хода, проскочил мимо грузовиков, противотанкового орудия, прошелся гусеницами по кустам изуродованного сквера. Башня развернулась, стук автоматической пушки заглушил треск автоматов.
Женька осторожно положил раненую на пол кузова. Она шепотом стонала. Раненый старшина потянулся, ухватил за пальто.
– Осторожнее, девчонка, – предупредил Женька.
– Да вижу, что не гвардеец, – старшина заскрипел зубами.
Пятясь задним ходом, в переулок вернулся «Т-60». Распахнулся люк, высунулся оскаленный Борис.
– Ай молодец, «прощай, родина», – орал от орудия копченый лейтенант. – Дал жару. Через часок еще заезжай.
– Так, уходим, – у машины возникла Катрин. – Блин, да тут уже полный комплект! Кто детей грузил?
– Я, – сказал Женька. – Она раненая.
– Вижу. Плотней складируй. Поехали. Тут еще эти минометы х…
Машина развернулась. Уже на ходу приняли бойца с оторванной кистью. Сзади слышался свист и треск – немцы простреливали сквер болванками.
Женька, стараясь ни на кого не упасть, занялся обязанностями санитара. Раненые кое-как раздвинулись. Двух бессознательных отволокли ближе к кабине. Женька присел над девчонкой.
– Ты, лейтенант, не ссы – у баб такая же кровь, как у людей, – сказал боец с оторванной кистью. – Ее бы перемотать получше, да и дело с концом.
Женька порылся в вещмешке, достал пару пакетов, еще тех, «импортных».
– Тут дело сложное, – трудно дыша, сказал старшина. – Похоже, поперек спины осколком чиркнуло. Если позвоночник задело, хана. Пусть уж сразу кровью изойдет, чем долго помирать.
– Я долго не хочу, – неожиданно отчетливо проговорила девчонка. – Не трогайте.
– Э, да ты, милая, раз языком шевелишь, выходит, и вовсе не помрешь, – сказал старшина, через силу улыбаясь. – Глянь, лейтенант, что там у нее со спиной.
Женька возился с лохмотьями шерстяного платья, обрывками белья. Рана была длинная, почти во всю спину, но кровь уже запекалась. Кое-как забинтовал, приподнимая легкое тело. Раненые сообща советовали, опыта у всех хватало.
– Херовый у тебя бинт, лейтенант. Кисея какая-то, – заметил однорукий. – Только водянки таким бинтовать.
– Ничего. Жить девица будет, – заверил старшина. – Главное, чтобы в госпитале рану хорошо почистили. Загноение – самая паршивая вещь. А шрам – ничего. До свадьбы заживет.
– Спасибо, – прошептала девчонка. Она пыталась повернуть голову, и Женька ее неожиданно узнал. Больше не по лицу бледному, а по косице пушистой.
– О, да я тебя знаю. Ты тут жила, на Веснина.
– Соседка или невеста? – поинтересовался старшина, пытающийся не стонать от боли в раздробленных ногах.
– Нет, просто как-то тушенку вместе ели, – объяснил Женька.
– Хороший повод для знакомства, – одобрил старшина.
Девчонка смотрела, видимо, пыталась узнать, но не получалось у нее. От боли глаза стали узенькими, как у китаянки.
Женька достал флягу:
– Тебя как зовут, соседка?
Девчонка пососала из горлышка фляги и прошептала:
– Маруся. Узнала я вас. За ложку извините.
– Да черт с ней, с ложкой, – Женька протянул флягу старшине. – В госпитале тебе целый прибор дадут. С вилкой.
– В госпитале ого как дают. Точно с прибором, – согласился боец, пытаясь пристроить культю. – Ничего, выкрутимся. Вот только как токарничать с одной рукой?
– Ко мне иди, посыльным, – пригласил старшина.
– А ты кто по профессии? – заинтересовался однорукий.
– Бригадир. Электрик. Транспорт мне какой-никакой наверняка выделят, а ты по конторам бегать будешь. Ступенек там много.
Они обсуждали будущую жизнь, скрипели зубами, а Женьке хотелось отвернуться. Как можно такую боль терпеть? Да еще машину трясет зверски.
Никуда рядовой младший лейтенант Земляков отворачиваться не стал, склонился к девчонке, оправил слипшийся подол, прикрывая трикотажные чулки.
– Ничего, через месяц ходить будешь, чаи бойцам разносить. И вправду, вскользь зацепило.
– Один черт, кому я, уродка, нужна, – тихо сказала девочка Маруся.
Утешать Женька не умел, потому сказал сурово, в стиле начальницы:
– Тебе виднее. Утонченная какая. Из дворян? Вон бойцов посекло, а держатся. Ну ты-то, конечно, иная, ранимая.
Девочка ничего не ответила, просто начала плакать. Совсем стало нехорошо толмачу Землякову.
– Да чего вы, молодые, расстраиваетесь? – сказал старшина. Собеседник его сомлел, бессознательно сполз у борта. – Главное-то место уцелело? Остальное нарастет. Быстрей бы госпиталь. Пусть первую помощь окажут, коновалы. Может, хоть кольнут чем? Мочи нет, как саднит…
