Я коснулась склонённой головы Дамиана. Его рука сразу жеобернулась вокруг моего запястья. Такое быстрое движение, что я даже не увидела— а у меня это с вампирами бывает редко, а с этим так вообще не должно быть.Скорость и сила его руки заставили меня ахнуть.
Он поднял голову и посмотрел на меня в упор своимиизумрудными глазами. И вдруг меня поразила его ослепительная красота — почтифизически. Как будто меня молотом двинули между глаз.
— Бог мой! — ахнул Натэниел.
Для меня потребовалось усилие, чтобы оторвать взгляд отДамиана. Но как только я увидела лицо Натэниела, это стало проще, и я сновасмогла дышать.
— Ты тоже это видишь? — спросила я.
Он кивнул:
— Это как хорошая подтяжка лица — изменилось немногое,но эффект потрясающий.
— О чем это вы? — спросил Дамиан.
Услышав его голос, я снова повернулась к нему — и сновазастыла, зачарованная. Он всегда был красив, но не до такой же степени!
— Какие-то вампирские чары. Я думала, что моему слугедолжно быть труднее их на меня наводить, а не легче.
— Я не думаю, что это манипуляция сознанием,Анита, — сказал Натэниел и протянул руку к лицу Дамиана. Тот отодвинулся.
— Что такое? Что у меня такое с лицом?
— Ничего абсолютно, — сказала я. — Ричардтебя отлупил от всей души, и не осталось ни следа.
Он поднял руку и ощупал себе рот.
— Все зажило.
Я кивнула, будто загипнотизированная им. То ли манипуляциясознанием, то ли его лицо не только залечило травмы? Не знаю, и не уверена, чтоНатэниел лучше меня мог об этом судить.
— Мика, ты на него не взглянешь?
Мика стоял у края островка, ближайшего к нам. И дажевыражения его лица хватило, ещё до того, как он сказал:
— Ух ты!
Но это фокусы с разумом или нет? Вот что я хотела узнать. Япотянулась к лицу Дамиана, и он не отодвинулся от меня, как от Натэниела. Явидела частично его воспоминания о том, что пришлось пережить ему в рукахмужчин — тех мужчин, которым отдавала его та-что-его-создала, чтобы кормитьсяот его боли и страха. И я понимала его гомофобию, но Натэниел для него угрозыне представлял — в этом смысле, по крайней мере. В другом смысле он представлялугрозу для всех, кто его видел… а, ладно.
Я тронула щеку Дамиана, и она была сплошной и твёрдой. Онвесь был вполне реален на ощупь. Натэниел был прав, это как по-настоящемуудачная подтяжка кожи, разница была несущественной. Так что же изменилось в еголице? Почему раньше при взгляде на него не захватывало дух? Я никогда особенноего не рассматривала, а потому не могла сказать, что именно изменилось. Можетбыть, это недоумение отразилось у меня на лице, потому что Натэниел сказал:
— Рот. Губы были слишком тонкими для его лица, теперьони полные и… и они подходят.
После этого я припомнила рот Дамиана, и он был другим. Этогламор? Ведь наверняка гламор, что же ещё? Я закрыла глаза и тронула его губыпальцами, но раньше я никогда этого не делала, и пальцы не помнили. Тогда, неоткрывая глаз, поцеловала его, нежно, но твёрдо. Этот рот я целовала меньшедвух часов назад, и он был другим. Губы стали полнее, будто ему сделалиинъекцию коллагена, которой мы не видели. Я отодвинулась, чтобы лицо Дамианабыло видно ясно. Чуть-чуть приподнялись глаза, и они стали больше — не намного,всего чуть-чуть — или это брови стали шире и дугообразнее? И ресницы гуще итемнее? Черт, непонятно.
— В чем дело? — спросил снова Дамиан, и на этотраз в его голосе звучала струночка страха.
— Я принесу зеркало, — сказал Мика и пошёл за ним.
— Это невозможно! — произнесла я, обращаясь восновном к себе.
— Я чем-нибудь могу помочь? — спросила докторЛилиан от дальнего конца островка. Дамиан поднял на неё глаза, и она ахнула.
— В чем дело? — спросил он, и голос его готов былсорваться.
Я потрепала его по голове:
— Ничего, ты вполне здоров… и даже красив.
Страх теперь захватил и его глаза.
— О чем вы все говорите?
Мика вернулся с ручным зеркальцем и просто протянул его мне.Я взяла его, но Дамиан зажмурил глаза, будто боялся глянуть.
— Дамиан, все в порядке, ты выглядишь изумительно.
Но я отчасти понимала его страх, потому что, даже если сталолучше, до чего же жутко будет увидеть перемены в лице, к которому ты уже тысячулет как привык. Меня волнуют изменения в моем лице, к которому я привыкала кудаменьше времени.
Он все тряс и тряс головой.
— Дамиан, пожалуйста, взгляни. Ничего плохого, всеочень хорошо. Я тебе обещаю.
Он стал чуть-чуть приоткрывать глаза, но как только увидел,они сразу широко раскрылись, и он взял у меня зеркальце. Поводил им вокругсебя, чтобы увидеть глаза, рот, и ещё слегка изменился у него нос — я этого незаметила, но он увидел. Я ведь, как я уже говорила, не исследовала его лицотщательно, а он его хорошо знал.
Дамиан осторожно потрогал лицо, будто боялся ощутить не то,что видит. Зеркальце он уронил, и Натэниел подхватил его, не дав упасть на пол.
— Что со мной случилось?
Я хотела было ответить, что не знаю, но Мика меня опередил.
— Надо бы позвонить Жан-Клоду. Мы знаем, что он ужевстал.
Эта мысль мне понравилась:
— Да, пожалуй.
Я даже поднялась было к телефону, но у конца островка,напротив телефона, сидел Ричард, и мне вдруг не захотелось к этому телефонуподходить. Правая рука Ричарда была примотана к груди, полностью обездвижена,будто Лилиан стала бинтовать его в мумию, да передумала. На меня он не смотрел— смотрел ниже, на Дамиана.
— Исцеление и небольшая лицевая реконструкция — хорошоу тебя получается, — сказал он, и по тону было ясно, что это некомплимент.
— Я не нарочно.
— Я знаю. — Очень устало он сказал эти дваслова. — Жан-Клод мне как-то говорил, что не помнит, как они с Ашеромвыглядели до знакомства с Бёлль Морт, но зато он видел других до и после. Бёлльникогда не выбирала некрасивых, но некоторые потом прибавляли в красоте. Это неслишком обычно даже в её роду, но случалось достаточно часто, чтобы родиласьлегенда, будто с её потомками такое бывает всегда.
Я посмотрела на него:
— И когда же это у вас с Жан-Клодом выпало времяподелиться такими сведениями?
— Когда ты дезертировала на полгода с лишним. У насбыло много времени поговорить, а у меня было много вопросов.
Насчёт «дезертировала» я не могла спорить, а потомупропустила мимо ушей.
