Харвис любил ее по-настоящему. Боль обхватила грудь тугой петлей, и Геля едва не перестала дышать.
Харвис ее любил. Возможно, это было единственным, что имело смысл во всех мирах.
— Не, вещи-то как раз есть! — улыбнулся Кир. — Мы их к моим в гараж отвезли. Я подумал, что пусть лежат, есть не просят, правда?
Это была действительно хорошая новость.
— И документы тоже? — оживилась Геля. Таня отрицательно мотнула головой.
— Нет, доки у нас. Я тогда еще подумала, что тебя точно похитили. Ты паспорт на столе забыла.
А ведь и верно, вспомнила Геля, в тот день она перекладывала вещи в новую сумочку — светлую, летнюю, с синими бабочками на боку. А под обложкой паспорта был и полис, и зеленая карточка социального страхования — Геля всегда хранила их там.
— Слава богу! — воскликнула она. — Жить можно. Спасибо, ребята. Вы меня правда спасли.
Таня только рукой махнула. Она не считала, что сделала что-то крайне важное и нужное — просто то, что должна была. Геля знала, что и сама поступила бы точно так же: не думала, что подруга умерла или исчезла с концами, а просто сохранила бы ее вещи.
— Надо подумать, как дальше быть, — произнес Кир. — Тебя почти два года не было, надо сообразить, что делать.
— Может, скажем, что ты правда с парнем жила? — предположила Таня. — Нет, ну а что? Взяла и уехала, любовь в голову ударила.
Кир скептически посмотрел на свою гражданскую супругу.
— Да ладно, уехала… — сказал он. — А документы? А полис? Ну как так, Тань? Бросила, уехала, никому не сообщила… Так не бывает.
Таня подперла рукой щеку и задумчиво сказала:
— Гель, а если сказать, что тебя похитили и в рабство продали? Поэтому и доки тут остались…
— Нет, ты что! — воскликнула Геля. — Ты еще скажи, что в бордель привезли. Это мне тогда вообще не отмыться от такого. Никогда.
Кир вдруг толкнул Таню под локоть и указал на чашку Гели. Таня посмотрела и вдруг поперхнулась воздухом и зажала рот ладонью, чтоб не заорать от ужаса. Геля вдруг поняла, что чашка с недопитым чаем находится как-то слишком близко к ее лицу — а потом ей тоже стало страшно, так, что она ощутила мгновенный озноб, пробирающий до костей.
Чашка висела в воздухе над столом. Сама по себе.
* * *
— Все-таки хорошо, дружище, что ее нет с нами.
Харвис угрюмо подумал, что если бы принц Альден мог, то непременно облачился бы в траурные одежды. Он не спал этой ночью и слышал, как его высочество угрюмо бродит по гостиной, порой всхлипывает и выходит из дому, чтоб вернуться через четверть часа и снова бродить. Когда сырая, почти осенняя ночь стала потихоньку приобретать серые рассветные оттенки, Харвис начал винить в своей бессоннице именно Альдена. Таскается туда-сюда, скотина венценосная, всем спать мешает.
Ему хотелось быть циничным и вычеркнуть из сердца то, что уже никогда не вернуть. Ему хотелось позаимствовать у Эвглин ее здравого смысла и не тосковать.
Он не мог. Сейчас, когда они втроем шли по тропинке, Харвису хотелось упасть на колени, закрыть голову ладонями и завыть — страшно, по-звериному, чтоб в этом крике выплакать свое горе и не умереть.
— Она дома, — подал голос полковник Матиаш. — Ей там всяко лучше, чем здесь.
Вот полковнику Харвис вообще хотел разбить хрюкалку, чтоб не лез, куда не спрашивают.
Вчера он провел вечер, обходя поляну перед домом и снова и снова замеряя магический фон. Все было правильно — и все равно Харвис чувствовал какую-то знобящую ошибку. Он нашел следы возле леса и, присмотревшись, решил не ходить. Кхаавинд, ледяное божество деревьев и болот, вышел на поляну и ушел обратно — а Харвис сейчас был слишком взволнован, чтоб сражаться с такой силой. Для того, чтоб одолеть Кхаавинда, требовался спокойный разум, а этого у него не было.
Кхаавинд был рассержен, Харвис понял это по смятым верхушкам деревьев, где божество отталкивало их со своего пути тысячепалыми руками. Его разозлило именно присутствие Эвглин — существа из другого мира. Настолько разозлило, что Кхаавинд собрался с силами и вышвырнул ее обратно.
Эвглин была болезнью, попавшей в организм — и организм сделал все, чтоб от нее избавиться…
Они спустились с холма, миновав владения лесного божества, и Харвис остановился и принялся растирать ладони, аккумулируя необходимую силу для открытия туннеля. Принц опустил котелок с приготовленными русалочьими потрохами и спросил:
— Что теперь делать?
— Пока ничего, — ответил Харвис. — Я должен сосредоточиться.
Щит для принца Генриха, над которым он работал всю ночь — когда горе становилось слишком тяжелым, Харвис проводил ладонью по лицу, стирая слезы, и пытался очистить разум, погрузившись в работу — был почти закончен. Сотканный из лунного и звездного света и напитанный молчанием пустынь, мудростью вод и силой лесов, он был одновременно невесомым и тяжелым — полковник, тащивший крошечный сверток, не больше носового платка, давно пыхтел от усталости и вытирал пот.
— Надеюсь, нам повезет, — произнес Харвис и медленно поднял руку, чтоб сотворить финальное заклинание. Когда щит опустится на принца Генриха, то его невидимую ткань не пробьет ни железо, ни огонь, ни магия.
«Как мило, — услышал вдруг Харвис чужой голос. Странный, не мужской и не женский, пробирающий до костей, он шел откуда-то сверху. — Не думал, что ты будешь настолько сильно горевать».
Харвис покосился на Альдена и полковника. Те спокойно стояли чуть поодаль и никак не реагировали на прозвучавшие слова. Рот Матиаша был приоткрыт, словно тот хотел о чем-то спросить приятеля и не успел этого сделать. Харвис перевел взгляд на деревья. Вот капля упала с ветки и замерла в воздухе, переливаясь голубым и белым. Вот вспорхнула птичка и висит, не улетая и не падая. Вот паучок застыл на паутине, выплетая очередную нить…
Харвис обернулся. За ними, над лесом стояла тень. Густая, тяжелая, похожая на клубящуюся грозовую тучу, она занимала собой половину мира.
— Кхаавинд, — произнес Харвис. — Ну что, доброе утро.
Лесное божество повело плечами, его голова дрогнула.
«Здравствуй, колдун. Помнишь моего младшего брата?»
— Помню, — ответил Харвис. С божествами этой породы он столкнулся всего один раз и победил. Тогда темный еловый лес, под корнями которого обитали шестиглавые жабы, а говорящие насекомые заманивали детей в чащу на прокорм безногим ящерицам, превратился в светлую березовую рощу, полностью очищенную от зла. — Ну и что?
Кхаавинд негромко рассмеялся. По тени прошла волна и улеглась.
«Я вытолкнул чужую девочку в ее мир, — сообщило божество, и Харвис вздохнул с облегчением. Эвглин была жива. — Вернул ее к друзьям».
— Спасибо, — искренне сказал Харвис и спросил: — Почему ты не убил ее? Она моя жена, а ваша порода очень мстительна.
