Во-первых, за долгие годы они привыкли жить отдельно в своей долине, а во-вторых, слишком хорошо усвоили прошлые уроки. В итоге их отказ привел к тому, что на элимов стали охотиться. Кто-то захотел иметь в своей охране непобедимого воина, кто-то телохранителя, а кто-то просто необычную игрушку. Находились и такие, которые, наподобие твоего Дамира, надеялись с помощью элимов завоевать власть во всем мире. В ход шли самые разнообразные приемы: от банальных засад и визитов красивых девушек в качестве приманки, до набегов, воровства и прочей мерзости. Разумеется, железные оковы успешно удерживали любого двуипостасного, будь он хоть в облике человека, хоть в звериной шкуре, но рано или поздно люди допускали ошибки, вследствие которых элим снова оказывался на свободе, и соответственно погибали от его рук, клыков и когтей. С тех пор двуипостасные, которые и раньше не доверяли людям, стали их попросту ненавидеть. Такая вот история.
— Твоя история во многом напоминает мою, — после недолгого молчания заключила Ролана. — Леданы тоже изолированы от общества, обучены боевым искусствам и наводят не меньший страх на окружающих. Но, судя по тому, что я видела, до вас нам очень далеко. Кстати, как вышло, что смотрительницы владеют вашей техникой боя? Неужели монастырь организовал кто-то из элимов?
— Хотелось бы и мне это знать. Но на деле вариантов может быть сколько угодно. Потому что после получения привилегий некоторые элимы все же ушли из долины и стали жить среди людей, обзавелись семьями и, возможно, не сочли нужными скрывать наши боевые техники. Так что ответить на твой вопрос я не могу, но признаюсь, что мне и самому это очень интересно узнать. Потому что у элимов есть одно правило: ты можешь сражаться только в том случае, если опасность угрожает лично твоей жизни или жизни твоих родных и близких, но никогда в качестве развлечения. Поэтому я не знаю, кто мог основать ваш монастырь исключительно для того, чтобы в нем убивали ради развлечения. Кстати, должен заметить, что вернувшиеся к людям элимы проживали сравнительно недолгую жизнь. Потому что никакие заслуги не могли избавить народ от страха перед ними. Зачастую их предавали сами же родственники: травили, заключали в темницы, продавали, убивали жен, похищали детей и совершали еще множество подобных преступлений.
— Понятно! — Ролана вдруг вскочила с одеяла, напугав успевшего задремать пса, и принялась ходить вокруг костра, взволнованно грызя костяшки пальцев. — Теперь мне все понятно!
— И что тебе понятно? — осторожно полюбопытствовал Илмар.
— Реакция шенна, когда я пыталась вытрясти из него правду! Он сообщил, что я волчий выкормыш и что он продал меня в монастырь, рассчитывая на то, что меня там убьют. А когда я обыскивала дом, то нашла странную комнату, в которой не было ничего, кроме лука со стрелами и портрета.
— И кто был изображен на портрете?
Она резко остановилась, словно налетела на невидимую стену, и подняла на него растерянный взгляд.
— Не знаю. Какой-то мужчина. Из-за стрел портрет был похож на дикобраза. Я смогла рассмотреть только пряжку на поясе в виде оскаленной волчьей морды, а также сидящего у ног настоящего волка. Судя по всему, ручного.
— Волка? — Илмар задумчиво почесал подбородок. — И что это был за волк?
— Обыкновенный волк. — Ролана пожала плечами. — Белого цвета. Кстати, та вещь, за которой я приходила к шенну, — вот она. — Девушка подошла, села на одеяло, запустила руку за ворот и потянула шнурок. При свете костра на ладони блеснул медальон.
— Кэрридэн?! — то ли удивился, то ли чертыхнулся охотник, рассмотрев эмалевый рисунок.
— Что?
Илмар запустил пятерню в волосы и уставился на Ролану горящим взглядом, в котором, к удивлению девушки, заплескалась неприкрытая боль.
— Я знал элима, которому принадлежал похожий медальон. Он покинул нашу общину несколько десятков лет назад и вернулся к родным. Его звали Кэрридэн. Но почему ты решила, что эта вещь твоя?
— Очень просто. Я помню, как держала ее в своих руках. Знаешь ли, в детстве все вещи кажутся игрушками. Вот и я играла медальоном, не задумываясь над его истинным значением. А еще вот это… — Ролана нажала на скрытую пружину и показала охотнику небольшой рыжий завиток. — Когда я была совсем маленькой, мне подарили щенка. А через пару лет он погиб от шальной стрелы в лесу недалеко от дома. Из-за рыжего окраса его перепутали с лисицей. Моего друга звали Дар. В монастыре мне часто снился сон, в котором я, словно со стороны, наблюдала за маленькой трехлетней девочкой, которая играла с рыжей собакой. Это были Дар и я — единственное, что запомнилось мне из жизни до монастыря. Потом я увидела медальон на груди Орниса и вспомнила его. Вот так.
— В таком случае, если сопоставить все факты, можно сделать вывод, что ты дочь Кэрридэна. Медальон и твоя вторая ипостась прямо подтверждают это.
— Хвала Пресветлому! — облегченно выдохнула девушка. — А то я подозревала, что мой отец — Орнис!
— Орнис? Не смеши! Во-первых, у него нет второй ипостаси, иначе в момент испуга он перекинулся бы и попытался перекусить тебе горло, не позволив так легко дотянуться до своего собственного. А во-вторых, между его наглой мордой и твоим хорошеньким личиком нет ничего общего. Но мне бы очень хотелось знать, почему вдруг медальон Кэрридэна оказался у Орниса. Ты случайно не спрашивала его об этом?
— Спрашивала. Он ответил, что по праву родства.
— Странно. Подробностей, разумеется, не успел сообщить?
— Нет, не успел. Я его убила.
— Знаю, — спокойно отозвался охотник. — Заранее предвосхищая твои вопросы, отвечаю, что от дома шенна волчьим духом несло за версту. А с моим отменным нюхом и сообразительностью сопоставить факты было нетрудно.
— Почему же ты не выдал меня властям? — Ролана резко обернулась и уставилась на него в упор. Во взгляде читалось неподдельное удивление.
Охотник равнодушно пожал плечами:
— Во-первых, я уверен, что у тебя нашлись для этого веские причины. А во-вторых, потому, что не имею привычки вмешиваться в чужие дела.
— Хорошая привычка, — глубокомысленно согласилась ледана, — полезная. Единственное, что не подлежит сомнению, так это то, что Орнис ненавидел моего отца лютой ненавистью. Иначе вряд ли бы стал расстреливать его портрет с такой тщательностью. Знать бы только, где он теперь.
— Кэрридэн? Если, как ты говоришь, Орнис признался в том, что продал тебя в монастырь, то я готов предположить самое худшее. Насколько я его помню, он ни за что не допустил бы, чтобы с его дочерью обошлись подобным образом.
— Жаль… — Ролана горько вздохнула, — ведь если он… мертв, я не смогу узнать, каким он был, и никогда не увижу его. Интересно, он знал обо мне? Знал, что я появилась на свет?
— Не имею ни малейшего понятия, я не виделся с ним с тех самых пор, когда он покинул общину. В отличие от него я совсем не тянулся к людям и не любил их. И по-прежнему не люблю, за одним исключением. Из-за своей алчности, мелочности и зависти они совершают множество ошибок: от мелких и незаметных до грандиозных, причиняющих страдания многим. Скажем, мне хватило нескольких лет после моего совершеннолетия, чтобы понять, что собой представляют окружающие. А Холодная битва лишний раз укрепила это понимание.
