К тому же она использовала этих людей в интересах Мосли, — возможно, чтобы продемонстрировать ему свои таланты, способность убеждать. Она обратилась к Герингу с вопросом, нельзя ли организовать коммерческий канал на том диапазоне волн, которым пользовалась Германия, чтобы передавать развлекательные программы и таким образом зарабатывать средства на политическую кампанию Мосли. В Британии весь диапазон радиоволн принадлежал Би-би-си, вот почему пришлось просить о помощи немцев. Радиореклама приносила огромные доходы, совокупная прибыль в 1938-го составила примерно i 700 000 фунтов. Это теоретически позволило бы Мосли содержать БСФ. Компанию уже создали, осмотрительно не включая в список официальных сподвижников Мосли, вели переговоры в том числе с братом министра иностранных дел (того самого сэра Сэмюэля Гора, который в 1930-м катался с Деборой на коньках и вскоре выступит одним из главных сторонников умиротворения Гитлера). MI5 никак не могла поверить, чтобы такая радиостанция не использовалась в целях пропаганды, и сомнения британской разведки вполне понятны. Труднее сказать, что думали по этому поводу немцы. Геринг в 1937-м отказал без дальнейших объяснений, однако Диана так просто не отступала, она обратилась с этим предложением к самому главному, и тот согласился его обсудить. Наконец в 1938 году решение было принято. Для этого Диана подолгу засиживалась вечерами с Гитлером, отстаивала перед ним дело Мосли, болтала, наслаждалась.
«Ничто, — писала она Деборе под конец жизни, — не заставит меня притворяться, будто я сожалею о выпавшем мне на долю уникальном опыте».
9
Что касается Юнити, обладавшей таким же бесстрашием и напором, но лишенной изощренности своей сестры, ее дружба с Гитлером была свободна от каких-либо дополнительных соображений: счастье в чистом виде. Сорок лет спустя Мосли скажет о Юнити, что это «простая и трагичная история девицы, влюбленной в сцену»‹41›. Отчасти это верно. Однако в Юнити было и безумие. Неуравновешенность, которая проявилась, когда Юнити покидала безопасное убежище дома, отправляясь в закрытую школу, обрела свой роковой идеал в глянцево-черном мире нацистской Германии.
В июне 1935-го Юнити написала по-немецки послание в «Штюрмер», газету неистового антисемита Юлиуса Штрейхера. «Если б у нас в Англии была такая газета! Англичане представления не имеют о еврейской угрозе. Об английских евреях всегда отзываются как о „приличных“. Наверное, в Англии евреи хитрее ведут пропаганду, чем в других странах. Не могу в точности сказать, но это факт, что наша борьба особенно трудна…» Письмо завершалось постскриптумом: «Если поместите это письмо в газете, пожалуйста, укажите мое имя полностью… Хочу, чтобы все знали: я ненавижу евреев». Трудно ответить, до какой степени Юнити была искренна в своей вере. К тому времени она уже полностью находилась во власти мощной истерии и более всего стремилась произвести впечатление на Гитлера. Но, возможно, сама она отвергла бы подобные оправдания; возможно, она в самом деле именно так думала и чувствовала.
А поскольку Штрейхер не только опубликовал письмо Юнити, но и предпослал ему информацию о ее родстве с Уинстоном Черчиллем, напрашивается предположение, что он как минимум видел ценность в этой девушке. Юнити пригласили выступить с речью на летнем фестивале в Хессельберге. «Разбуди меня на рассвете, мой Геринг, и я буду твоей королевой», — писала ей с насмешкой Нэнси. Однако митфордианские шуточки уже лишились своей магии. На фотографии с фестиваля у Юнити взгляд фанатички, пристальный и пустой. Новости о хессельбергской речи просочились в английскую прессу, и родители велели Юнити немедленно возвращаться домой. Но потом они снова отпустили ее в Германию. Они словно побаивались своей дочери или не понимали, что с ней делать, если она не вернется в Мюнхен. Джессика в «Достопочтенных и мятежниках» пишет, что в то лето Юнити пыталась прикнопить к стенке их детской фотографию Юлиуса Штрейхера (с автографом). Говорят также, что она отправилась в гости к друзьям и там в саду принялась стрелять из пистолета. Практиковалась убивать евреев, как она заявила. Пистолет у нее появился недавно, и происхождение его неизвестно.
Вернувшись в Германию, Юнити побывала в 1935-м на партийном съезде в Нюрнберге вместе с Дианой и Томом. К тому времени Сидни тоже познакомилась с Гитлером («он сказал, что хотел бы увидеть Мулю») — в апреле, в «Остерия Бавария». Юнити представила их друг другу, возбужденная, точно ребенок, предъявляющий матери своего первого приятеля по детской площадке, но была разочарована: мать не обратилась в ее веру. «Самое большее, что она признает, — что у него очень милое [sic] лицо», сообщала она Диане. Тем не менее Ридсдейлы сближались с пронацистской позицией, которую Дэвид в следующем году озвучит публично. Словно и родителей гипнотизировал тот Гитлер, который существовал в воображении Юнити.
Тем не менее, когда Сидни в 1936-м повезла Юнити, Джессику и Дебору в круиз, она, скорее всего, надеялась вернуть Юнити хоть каплю нормальности. Но круиз лишь предоставил ей очередную сцену для выступления. Она продолжала политические споры на борту корабля, а в Испании ее чуть не избили за значок со свастикой. Более реалистичной казалась задача развлечь Джессику, ее недовольство всем на свете становилось слишком уж очевидным. Дебора несколько демонстративно пишет об этой поездке как о непрерывной череде забав на пару с сестрой, а Джессика хладнокровно комментирует: «Насколько мне помнится, мы вовсе не были столь нежны»‹42›. Она только что вышла в свет, но первый сезон ничего ей не дал; она мечтала о чем-то другом — вроде того, что Юнити, на свой лад, уже нашла.
А еще круиз дал им шанс ускользнуть из Англии в тот самый момент, когда Дэвид, чья неукротимая финансовая некомпетентность достигла кульминации, продавал Свинбрук и 1500 акров драгоценной оксфордширской земли. Сначала имение сдавалось в аренду, а в 1938-м — типично для Дэвида, именно когда цены понизились, — пошло с молотка. Он продал паб «Лебедь», коттедж у мельницы, форелью заводь, схроны. Избавился от мебели. Диана, переезжавшая вместе с Мосли в красивый дом в Стратфордшире (Вутгон-лодж), спасла кое-что из обстановки: кровать в стиле Хепплуайт, буфет в стиле Шератон, купленные за несколько фунтов из денег Брайана Гиннесса. Никто в семье, за исключением разве Дэвида и Деборы, так и не полюбил Свинбрук, но утрата казалась символической. Хотя Митфорды еще удерживали коттедж в Хай-Уикоме, с того момента ужение голавля, охота, кладовая Цып будут жить лишь в романах Нэнси. Много лет спустя Дебора напишет Нэнси: расставание с домом, последняя поездка через лес «разбили мне сердце». Еще в 1935-м Юнити писала отцу: «Бедный старый Пуля, МНЕ ТАК жаль, что тебе пришлось покинуть Свинбрук… Понимаю, как тебе скверно». Вот подлинный голос их дочери — утраченной, как был утрачен и семейный дом.
После круиза Юнити возвратилась в Германию. Вместе с Дианой они присутствовали на печально известной берлинской Олимпиаде-1936 (как и Реннелы, их свойственники), а потом жили на берегу озера на вилле Геббельсов. Магда Геббельс подружилась с сестрами, хотя ее муж по-прежнему держался настороже: «Я поссорился с Магдой из-за этого визита». Тем не менее доктор Геббельс предоставил свою министерскую резиденцию в Берлине для бракосочетания Дианы и Освальда Мосли 6 октября 1936 года, и церемонию почтил присутствием Гитлер. «Мне все это не нравится, — выплескивает Геббельс на страницы дневника, — но так угодно фюреру». Диана известила родителей, которые были рады, что ее связь с Мосли наконец-то оформлена законно, сообщила также Тому. Юнити никто в известность не ставил: она не умела держать язык за зубами. Брак сохранялся в тайне до рождения сына Александра в ноябре 1938-го. Когда Мосли раскрыл этот секрет, газеты подхватили выдумку, будто шафером был самолично Гитлер, а две сестры Керзон, этот крошечный греческий хор, вечно присутствовавший на заднем плане в жизни Дианы, предрекая ей горе и злосчастье, объявили войну теперь и Мосли, неверному возлюбленному.
