Удары ремня потрясли почки «великого воспитателя», и его стошнило. Ранджит со стоном покатился по полу, норовя выскочить в дверь. Но очередной сокрушительный удар ремня прожег ему спину. Несколько секунд он находился, как говорят борцы, «в партере», на четвереньках, затем, повалившись набок, он докатился до лестницы.
Гита в два прыжка догнала его и снова принялась наносить удары ремнем, не давая противнику опомниться.
Ранджит охал и стонал, а потом завыл, как раненый буйвол.
Карающая десница Гиты обрушивала на него все новые и новые удары.
Наконец, свалившись со ступенек, Ранджит выполз в холл.
— Прошу, сестричка, не надо! — умолял он.
— А ты еще и трус, как я погляжу! Сейчас ты сразу научишься, как надо себя вести! — и Гита изо всех сил замахнулась еще раз.
На этот крик в своем кресле-коляске выкатилась Индира и, увидев происходящее, крикнула:
— Зита, оставь его!
— Бабушка! Прошу! Спаси, защити меня! — взмолился Ранджит.
— Как же ты, трусливый шакал, просишь защиты у той, чьи слезы тебя никогда не трогали?! — с этими словами Гита снова нанесла ему сильнейший удар по ребрам.
Она, наверное, запорола бы Ранджита до полусмерти, если бы не крик Индиры:
— Зита, прочь! Зита, ты и меня не послушаешь?!
— Ты запрещаешь? — удивилась Гита.
— Послушай, послушай меня! Иди в свою комнату! — взволнованно убеждала ее Индира.
Ранджит продолжал лежать на полу, и из его полуоткрытого рта вырывались протяжные стоны.
Гита резко бросила ремень рядом с его владельцем.
— Да ты разве мужчина? Тебе только осталось надеть эти браслеты, — и она бросила в лежащего на полу Ранджита браслеты, снятые со своей руки.
Повернувшись спиной к своей жертве, она подошла к лестнице и стала медленно подниматься по ступеням. На ее пылающем лице гневно сверкали черные, как антрацит, глаза. Воинственная осанка и весь ее вид напоминали Чанд Биби, правительницу Ахмаднагара, под руководством которой императорские войска Акбара, не сумев взять город, отступили.
За окном виднелась небольшая роща финиковых пальм, далее, у подножия синеющих гор, раскинулись сандаловые рощи, пестрея в объятиях лиан и орхидей.
— Красив наш Малабар! Правда, внучка? — с улыбкой сказала повеселевшая Индира.
— Да, бабушка, — ответила Гита.
— А вон там, видишь, справа от моря, сплошные темные полосы зеленого леса? Это остатки когда-то непроходимых джянгл, по-европейски джунглей, — объясняла бабушка.
— А что ты читаешь, бабушка? Что у тебя за книжка?
— Это, внученька, священная книга «Бхагавадгита», песнь Господня, или просто «Гита».
— Гита?
— Да.
«Звучит так же, как мое имя», — с удивлением подумала Гита.
— Гита — это только часть большой «Махабхараты», которая состоит их восемнадцати томов, в ней собрана вся мудрость древней Индии.
Каждый человек, внученька, должен выполнять свой долг, дхарму, в соответствии с той варной, группой, в которую входит тот или иной человек. Вот ты, со стороны матери относишься к военной элите — вождям, кшатриям, а со стороны отца — к брахманам — они у нас считаются высшим сословием. Главными добродетелями брахманов являются смирение и покорность, терпение и самоотвержение, ахимса.
Борьба со злом — удел Бога, временами являющегося с этой целью на землю, аватара.
— Это хорошо, бабушка. Но Бог может прийти и в образе любого человека, чтобы покарать зло.
— Конечно, внученька, — ответила ей Индира, сияя глазами.
Гита, усевшись у ног бабушки, с большим интересом и вниманием слушала ее слова. Так дети слушают сказки.
— В обязанности кшатриев, поскольку они в основном воины, может входить и насилие, и уничтожение.
— Вот как? Я хочу быть, бабушка, и тем и другим.
— А ты и так, милая, прекрасна и умна и, главное, справедлива. Ранджит, наверное, надолго запомнит, как ты наконец-то ответила на его постоянные издевательства и побои.
— А вот, послушай, — Индира открыла книгу, нашла нужную страницу и прочитала: — «И сказал тогда своим ученикам Бог Кришна: «Я приду в этот мир, когда в нем не будет насилия».
— И он поможет людям одолеть зло? — спросила Гита.
— А вот дальше, — и бабушка, полистав книгу и найдя отмеченное место, продолжала читать: — «Каждый из нас, кто борется против зла и насилия, принимает обличие бога».
Гита была очень рада, что все в этой священной книге совпадает с ее мыслями. Но ее мучило еще одно обстоятельство, и она спросила Индиру:
— А вот, если, бабушка, чтобы победить зло, нужно кому-нибудь солгать, это большой грех?
Индира тут же нашла нужные строки и прочитала:
— «И сказал нам Бог Кришна: если для торжества справедливости нужно скрыть правду, то и ложь становится правдой», — вот так, внученька! — и Индира погладила по голове склонившуюся к ней внучку, окончательно успокоенную последним изречением Кришны.
Ранджит, облаченный в голубой парчовый халат, после завтрака пил чай, принесенный к нему в комнату слугой Раму.
Допив последний глоток, он погрузился в широкое кресло с большими подлокотниками, обитое плотным шелком. Откинувшись на спинку, устроился поудобнее: вытянул ноги и положил их на обтянутый бархатом пуф. Поискал сигареты, но не нашел. Раздосадованный, он нервно дернул верхней губой — и его аккуратно подстриженные черные усы вздрогнули, как мышь.
Прикрыв глаза, Ранджит стал обдумывать ситуацию, сложившуюся в его «делах» после поездки в Дели.
«Завтра в «Карачи» меня будет ждать Сандра, а Юсуф еще не рассчитался за свое поручение», — вспомнил он.
«Придется срочно ехать к нему и его друзьям в пещерный храм на острове Гхагапури», — решил Ранджит, и его мысли переключились на «Зиту».
«После побега из дома в нее как будто демон вселился! И с ней ему, кажется, не справиться. А если события и дальше будут идти тем же чередом, то Рави, вероятно, женится на ней, и довольно скоро. Свадьба, как сообщила ему Каушалья, состоится на днях».
Ранджит панически боялся, что небылица о его работе по экспорту-импорту, так усердно распространяемая сестрицей, после свадьбы «Зиты» неизбежно обнаружится. Рави и Гупта сразу поймут, что деньги ему дает Каушалья. И он прекрасно сознавал, что после этого ему ничего не останется, как покинуть этот роскошный дом и переехать в гостиницу.
Он с тоской обвел глазами комнату, в которой «опочивал», и в его темной душе всколыхнулись зависть, ненависть и жажда мщения, страстная и жгучая.
Кожа на его спине побаливала, а ребра ныли.
