Огни потушены. В комнате нестерпимая жара от множества народа, составившего над столом цепь из рук. Вдруг раздаются странные звуки: не то гитары, не то балалайки. Что-то в комнате задвигалось и застучало.
— Началось, — послышался шепот.
Под столом было особенно неспокойно. Видимо, дух пыжился изо всех сил материализоваться. Я решил, что настало время действовать, потихоньку высвободил свои руки от соседей справа и слева и, опустив их под стол, стал шарить. Через несколько минут я нащупал какую-то шкуру; провел руками по ее складкам, легко набрел на что-то твердое — не то темя, не то колено, которое шкура покрывала, и стал рвать ее к себе. Шкура не уступала, ее крепко держали, но возня была заметна, и через несколько минут я почувствовал сильный удар кулаком в спину, от которого вскрикнул и поднялся. Еще кто-то через мгновение зажег электричество, и все кончилось. Сеанс был сорван, вернее, был признан не вполне удавшимся.
Как увидим в дальнейшем, Рерих не только остался на всю жизнь пребывать в Оккультных эмпиреях, но впоследствии значительно усилил и усовершенствовал свои оккультно-трансцендентальные, потусторонне-практические приемы»[169].
ПЕТРОГРАД — ГРАД ОБРЕЧЕННЫЙ
Шел 1916 год, жена Рериха Елена Ивановна настаивала на срочной поездке в Финляндию, но Николай Константинович все откладывал и откладывал отъезд. Наконец, после окончания экзаменов в школе Общества поощрения художеств, Николай Рерих сдался и на Рождество всей семьей отправились в Финляндию. Как писан об отъезде Рерих: «Решили, поехали. Конечно, бабушки и тетушки считали такую морозную поездку сумасшествием. Было 25° мороза по Реомюру. Вагон оказался не топленным — испортились трубы. Все же доехали отлично. „Сейрахуоне“, гостиница в Сердоболе, оказалась совсем пустой. Ладога с бесчисленными скалистыми островами — очаровательна»[170].
Рерихи попали на север Ладоги, в Сердоболь, совершенно случайно. Когда все было готово к отъезду из Петербурга, выяснилось, что все известные петербургской элите гостиницы заняты. Поездка срывалась, но неожиданно выручил друг Рериха дирижер Леопольд Ауэр, он надоумил ехать в незнакомый городок Сердоболь.
16 декабря 1916 года Рерихи выехали из Петербурга в Финляндию.
«Карелия была хороша для моих нескончаемых бронхитов и пневмоний», — говорил позже Рерих, проведя в холодном вагоне почти сутки.
После праздников они вернулись в Петербург, а вскоре вновь засобирались в Финляндию, так как в Сердоболе арендовали имение в Юхинлахти на Ладожском озере.
В начале 1917 года Рериха прочили в министры изящных искусств, но «ползучая пневмония» опять заставила Николая Константиновича выехать в Карелию. Позже Рерих с ностальгией вспоминал те времена, когда пересекать границу было очень просто, да и Финляндия была частью России.
«Когда в декабре тысяча девятьсот шестнадцатого года мы, по моей болезни, выехали в Финляндию, странно вспомнить теперь, как легко и естественно тогда на паспорте оказался штемпель Выборга. Потом надолго мы вообще забыли о паспортах, ибо оказалось, что мое имя было лучшим паспортом».
Русская революция накрыла многих своей пенистой волной и утянула в море противоречий и взаимного непонимания. Н. К. Рерих, как и многие деятели культуры, воспринял октябрьские события сначала с воодушевлением, а потом с горьким разочарованием. До конца жизни эти два отношения к Советской России пересекались в душе художника, рождая то надежду на преобразование или возрождение былых культурных ценностей, то полное неприятие той социалистической системы, которая установилась в России.
Участвовал ли Рерих в революции? Однозначно на этот вопрос не ответишь. 8 марта 1917 года Рерих вместе со своими товарищами по «Миру искусства» подписал воззвание Комиссии по Делам Искусств при Исполнительном Комитете Совета рабочих и солдатских депутатов:
ВОЗЗВАНИЕ
Комиссия по Делам Искусств при Исполнительном Комитете Совета рабочих и солдатских депутатов
