О снаряжении группы надо сказать особо. От шинелей и ушанок мы отказались в пользу ватных курток и штанов, касок и пилоток. Поверх них надели осенние камуфляжные куртки с капюшонами горчичного цвета с темно-коричневыми разводами и такие же брюки, довольно просторные, заправлявшиеся в сапоги. На поясе – четыре кожаные патронные сумки, три гранаты, кобура с пистолетом «ТТ», нож-«финка» в металлических ножнах, малая саперная лопатка в чехле, фляга с водой, тоже в чехле, через плечо – водонепроницаемая продуктовая сумка с сухим пайком на три дня (черный хлеб, сало, банка тушенки). Кроме того, с собой взяли бинокли, фонарики на батарейках, ракетницу. Вопрос о вооружении долго не обсуждался: четыре винтовки Мосина с прицелом «ПЕ», четыре «СВТ-40» с прицелом «ПУ» и по двести патронов к ним, три автомата «ППШ-41» с двумя запасными магазинами-дисками. Любимый нами ручной пулемет Дегтярева на сей раз решили не брать. Вместо него в мешок упаковали макеты кустов, аккуратно связанные веревками.
Прощаться долго я не люблю. Долгое прощание печалит сердце, особенно – на войне.
Леня крепко обнял меня в блиндаже, поцеловал. Шаг через порог, и мы с ним уже не супруги, а однополчане. Вместе с другими бойцами вышли к командному пункту батальона, где группу ждала грузовая машина – «полуторка», ведь ехать далеко, на другой край Севастопольского оборонительного района. Последнее рукопожатие и добрые пожелания снайперам от командира роты, последний его взгляд и последнее слово: «Возвращайтесь!»
Первый день ушел на доскональное изучение местности. Ничего утешительного мы тут не обнаружили. В зарослях не укрыться, они располагались довольно далеко от высоты Безымянной. Немцы контролируют все пространство, периодически открывают по долине огонь из пулеметов и минометов. Наши отвечают, но боеприпасы им приходится экономить. По моей просьбе пулеметчики 7-й бригады морской пехоты обещали этой ночью, часа в три, начать обстрел высоты и продолжать его минут 20–30, чтобы прикрыть наше движение по склону вверх. Хорошо бы еще попросить (но у кого?) темную ночь, умеренный ветер и температуру воздуха не менее пяти градусов тепла…
Ночь наступила, и действительно – безлунная, безветренная, теплая.
Начав движение в три часа утра, под треск пулеметных очередей, раздававшихся с советских рубежей, мы доползли почти до вершины, и фрицы нас не заметили. На расстоянии семидесяти метров от их окопов мы воткнули в землю наши макеты кустов и отступили от них метров на тридцать вниз, к серо-белым камням известняка, за которыми рос шиповник.
При первом же луче рассвета гитлеровцы открыли бешеную стрельбу из автоматов и пулеметов по изделиям старого егеря Вартанова. Они превратили их буквально в ошметки, в мелкие кусочки дерева, коры, листьев. Они изрыли пулями землю вокруг них в диаметре двух-трех метров и не успокоились, пока пыль там не поднялась столбом. Когда наступила тишина, фашисты вылезли из окопов и стали в бинокли разглядывать склон высоты. Наверное, хотели увидеть тела русских снайперов, уничтоженных столь быстро.
Их огневые точки мы легко засекли при стрельбе. Теперь оставалось прицелиться так, чтобы ни одна наша пуля не пролетела мимо. Расстояние не превышало ста метров. Цель находилась гораздо выше горизонта оружия, следовательно, угол места цели приближался к 50 градусам. По законам баллистики в таких условиях восходящая ветвь траектории пули начинает выпрямляться, земное притяжение все меньше и меньше смещает пулю в горизонтальном направлении. Кроме того, в разреженной горной атмосфере пуля испытывает меньшее сопротивление воздуха.
Все это учтено в специальных таблицах, которые мои подчиненные, не кончавшие снайперских школ, знать не могли. Однако на то у командира и голова на плечах. Еще при выходе на рубеж я им приказала прицел уменьшить, сделать поправку в его делениях минус ½, при заряженных патронах калибра 7,62 × 53R с «легкими» пулями образца 1908 года.
Как водится, мой выстрел был первым.
Затем громыхнуло еще семь, после чего, через десяток секунд, пока мы перезаряжали свои «трехлинейки» – снова восемь. Но звук их в значительной мере заглушила канонада. Дальнобойная артиллерия противника работала, нанося удары по городским кварталам. Наши артиллеристы начали отвечать, чтобы подавить вражеские батареи. В небе загудели моторы, и появились самолеты с красными звездами на крыльях. Они ушли в сторону Алушты. Несколько мощных орудийных залпов донеслось с моря. Огонь вел, кажется, лидер эсминцев «Харьков», стоявший после разгрузки в Южной бухте.
Такое шумовое прикрытие помогло затушевать истинную картину боя. Фрицы попадали: кто-то – прямо на дно окопов, кто-то – на бруствер, кто-то даже покатился вниз по склону. Промахов у нас не случилось. Погибли все пятнадцать гитлеровцев. Боевое охранение противника перестало существовать.
– Вперед, ребята! – крикнула я, показав на вершину Безымянной.
Задыхаясь, мы преодолели семьдесят метров крутого подъема и спрыгнули во вражеские окопы. Нам досталась прекрасно оборудованная позиция с глубокими ходами сообщения, укрепленными досками и бревнами, с пулеметными гнездами и траншеями, подводящими к ним, с четырьмя блиндажами, врытыми в землю на два с половиной метра. Оружия тут валялось много: винтовки, в том числе – снайперские, автоматы, гранаты, разложенные на уступах в окопах, три пулемета «МG-34» с заправленными в них лентами. Вид с высоты на окрестности открывался просто восхитительный, не зря фрицы так яростно боролись за нее, не хотели отсюда уходить.
Мы пустили вверх красную ракету, чтобы дать нашим сигнал: Безымянная захвачена. Нам ответили одной зеленой: поздравляем, вы – молодцы. Вскоре по проселочной дороге от деревни Камары до деревни Шули началось интенсивное движение. Штаб второго сектора проводил перегруппировку войск, приступил к подвозу боеприпасов и продовольствия.
Нам же следовало оглядеться.
Если раньше снайперы, произведя неожиданную атаку на немцев, поспешно уходили, то теперь предстояло остаться на завоеванных рубежах до приказа командования. Позиция позволяла с успехом вести оборонительные действия. Только надо все изучить, понять, какие у нее сильные стороны, какие – слабые, собственными шагами измерить длину ходов сообщения, приспособиться к чужим окопам, отрытым в твердом крымском грунте, посмотреть, куда направлены пулеметы, каков у них сектор обстрела и т. д. и т. п.
Вскоре добрались и до блиндажей. Тут произошла еще одна схватка. На пороге самого дальнего земляного убежища на нас бросился ефрейтор с пистолетом «вальтер». Пришлось его застрелить. Дальше, за дверью, прятался унтер-офицер, и в дело пошла «финка», которой отлично владел Владимир Волчков. Мы очутились в подземном помещении небольшого размера, но обустроенного тщательно, похожего на жилье офицера или на штаб. На столе стояла довольно большая, почти в полметра высотой армейская ранцевая радиостанция «Torn.Fu.b1» с приемопередатчиком и ящиком для батарей, ее штыревая антенна прошивала крышу блиндажа, выходя на поверхность.
На столе лежали наушники и толстая тетрадь, заполненная записями. Красные буквы на левой панели рации гласили: «Feind hoert mit», то есть «Враг подслушивает». Значит, это не только позиция снайперов, но скорее всего – наблюдательный пункт корректировщиков, а также – немецкой разведки.
