— Чуть было не врезались, — простонал Гомецингер, который сидел за рулем серебристого лимузина.
— Этот Куликов — хам и идиот. В следующий раз я ему собственноручно дам в зубы. И магазинчик свой ему тоже пора закрывать, — сказал Болленштиль. На рукаве у него красовалась черная повязка в знак глубокого траура по Дэзи. В саду от нее остались только клочки голубого сюртучка.
— Мудрая мысль, господин бургомистр.
— Я и сам знаю, Гомецингер. Фриденсрайх Болленштиль всегда знает, что нужно делать. А вы давайте-ка поторапливайтесь, полный вперед! Вся эта публика должна начать работы в девять, а им еще экскаваторы надо перегнать со стройплощадки. Сегодня придется потрудиться.
— А мне так казалось, то есть я так думал, что вы дали малявке Шульце и этому ее дворецкому сорок восемь часов сроку, — рискнул возразить Гомецингер.
— Вам не положено думать, Гомецингер! Какое мне дело до того, что я там наболтал вчера! Ты хоть понимаешь, что это она подстроила воздушный налет на мою бедную Дэзи, напустив на нее собаковидных куликовских крыс на воздушном шаре! Кроме того, она с клетчатыми детьми никогда не соберет нужную сумму.
— Кто его знает, я не очень в этом уверен, — пробормотал шофер бургомистра и указал рукой на памятник Болленштилю, весь обклеенный плакатами.
Болленштиль высунул голову из окна.
Его шоферу впервые довелось быть свидетелем того состояния, которое его шефа за последние десять лет ни разу не посещало: бургомистр лишился дара речи. Фриденсрайх Болленштиль молча засунул в рот целый пакетик лакричных конфет, но не было никакой гарантии, что эта ударная доза сластей его успокоит.
Somnium disparatum
Дом тысячи чудес выглядел теперь так, словно его двери ни на один день не закрывались. Все кругом блестело и сверкало. Многочисленные чудеса были приведены в порядок, а деревянный цирковой оркестр репетировал столько раз, что теперь можно было даже опознать ту музыку, которую он исполнял. Цены за билеты Альбертина на всякий случай повысила еще раз. Те аттракционы, которые восстановить так пока и не удалось, она с помощью Отто и Клары перетащила в мастерскую.
Альбертина облачилась в свою сценическую мантию.
— Мадам Альбертина готова! Можно начинать представление! — воскликнула она, но Отто и Клара только утомленно зевали, глядя на нее.
Альбертина удивлялась, почему до сих пор нет Тиля и Кнобеля. Значит, они все-таки опоздали на утренний лайнер Саладина до Нижнего Вюншельберга и теперь прибудут, как когда-то и Альбертина, только поздно вечером. Хорошо бы встретить близнецов какой-нибудь шуткой в духе этого дома! Но прежде всего надо срочно изловчиться и незаметно положить ключ с драконом в карман месье Флипу. Под бархатом своей мантии она ощупала карманы жилетки. Ключ был на месте. Маша следила за ним как следует.
Альбертина и Клара, выбившись из сил, улеглись на шкуру саблезубого тигра в гостиной и принялись рассматривать разноцветные стекла купола в вышине над головой. Отто устроился на крыше крытого лотка со сластями и что-то вырезал ножиком из деревяшки.
Альбертине не видно было, что Отто вырезает, потому что он повернулся к ней спиной. Наверное, это была та самая щепка от стула в цветочном кабинете, которую он последнее время почему-то не выпускал из рук.
— Что ты там, Отто, опять начищаешь? С этой уборкой можно прямо с ума сойти! — прервала тишину Клара.
— Он, я думаю, древесным жучкам костюмчики вырезает! — пошутила Альбертина.
Отто ничего не отвечал и только презрительно сопел.
Альбертина посмотрела на Клару и прижала палец к губам, подавая ей знак молчать. Она подобралась к маленькой лесенке, ведущей на крышу киоска со сластями и молниеносно взобралась по ней наверх.
— Эй, ты что? — испуганно вскрикнул Отто. Альбертина в этот момент как раз ухватилась за край крыши и протянула к нему руку.
— А ну-ка покажи! — Она попыталась схватить то, что было у него в руках, но не удержалась, потеряла равновесие и качнулась назад. Отто хотел было ее подхватить, но деревянная лесенка пошатнулась, и они оба с криками полетели вниз. Если бы Альбертина не грохнулась прямо на Отто, она точно сломала бы себе шею.
— Все из-за твоего дурацкого любопытства! Альбертина сидела на полу и, постанывая, держалась за ушибленное плечо.
— Извини. Тебе больно?
— Мы не знаем, что такое боль, ты что, забыла? — ответил Отто. Он протянул ей руку.
Альбертина ухватилась за его руку и уже хотела было встать, но вдруг заметила какое-то бледное пятно на руке у Отто.
— Боже мой, что это такое? — испуганно спросила она. Если приглядеться, то сквозь это пятно все было видно насквозь.
— Понятия не имею, — ответил Отто и ткнул в пятно пальцем. Палец как бы проткнул пятно насквозь и стал виден с другой стороны.
— Отто! Нет!!! — Альбертина закрыла лицо руками. Потом стала осторожно подглядывать в щелки между пальцами. Это была дыра, дыра прямо в руке у Отто, не в рукаве, а именно в руке! Альбертина протянула указательный палец. Пальцы у нее дрожали так сильно, что пришлось поддерживать одну руку другой. Действительно, она могла просунуть палец сквозь руку Отто, причем он и глазом не моргнул.
— У меня вот здесь тоже такая дырка есть, — сказала Клара и показала свой живот. Дыра у нее была раза в три больше, чем у Отто.
— Что это такое, а? — тревожно спросила Альбертина.
— Это самое худшее, что может случиться со сном! Это — Somnium disparatum! — ответил месье Флип.
Он вместе с Пауле стоял в дверях. Левой половины головы и части подбородка у Пауле не было, все это исчезло. В пустых дырах танцевали пылинки, освещенные лучами солнца.
— «Somnium» что?
— Somnium disparatum. В переводе это означает «угасание сновидения», — пояснил месье Флип.
Альбертине стало плохо. Гостиная поплыла у нее перед глазами. Месье Флип подскочил к ней и помог сесть на нижнюю ступеньку лестницы.
— Подождите меня здесь! — сказал он детям и помчался на второй этаж. Не прошло и пяти минут, как месье Флип вернулся с книгой Ильи Брадувила и сел прямо на голову саблезубого тигра. — «Somnium disparatum. Угасание сновидения. Если сны с помощью гипноза сновидений попадают в действительность, то поначалу они ведут себя нейтрально. Но следует принять во внимание, что, получив новый жизненный опыт, они постепенно бледнеют и угасают, подобно тому как бледнеют наши сновидения, когда мы при пробуждении покидаем царство снов и потом, погружаясь в действительность, все меньше вспоминаем о своих снах и они становятся все менее отчетливы», — читал месье Флип со значительной интонацией.
— Я не совсем понимаю… — запинаясь, произнес Отто.
— Вы будете медленно, но неуклонно исчезать, растворяться. Я очень надеялся, что мастер Брадувил в этом ошибся.
