Холодно за дверью, ведущей в завтра.Где было «сейчас» – лишь «вчера».Сердце скошено.
Я здесь! Бьюсь о стены!…Но кто-то другой вновьтебя защищает от прошлого.С другой стороны. По ту сторону счастья.
Я невольно улыбнулся, прочитав эти строки. Надо же, я и забыл, что когда-то писал стихи и был до мозга костей творческим человеком.
Мне вообще кажется, что вся моя одаренность испарилась в тот момент, когда я повзрослел. Словно весь жизненный опыт – не что иное, как непроходимый фильтр для вдохновения. Будто я перекрыл сам себе кран с творческими, смелыми мыслями… Не знаю, одинок ли я в этих ощущениях, но, читая свои стихи, я вдруг понял: то, что раньше казалось нереальным, сейчас вполне осуществимо, но то, что было легко и рождалось само собой в юности, сейчас не повторить, даже если очень постараться.
14:23
Я все-таки нашел домашний телефон своей одноклассницы. Хотя, перебирая в памяти фамилии, ее так и не вспомнил. Пришлось просмотреть каждую страницу, но когда наткнулся на знакомое сочетание букв, зрительная память не подвела: я сразу узнал то, что искал. В подкорке остались все имена и фамилии мальчиков и девочек, с которыми коротали перемены в школьные годы. Это был домашний номер, и ответила мне пожилая женщина – ее мама. С трудом узнав меня, она продиктовала мобильный номер, и я сразу же позвонил.
– Приветик! – нарочито бодро воскликнул я и представился.
– Ого-го! – Она, конечно, не ожидала. – Какими судьбами, романтик? – Так меня звали девочки в классе.
– Да вот, решил набрать…
– Неужели?
– Если честно, альтруизма в этом мало, – улыбнулся я.
– В любом случае, очень рада тебя слышать!
– Спасибо. Тоже очень рад. Я вот почему побеспокоил тебя…
– Успеешь рассказать, зачем позвонил. Сначала скажи, как ты, хоть в двух словах!
– Я в норме, работаю. Все хорошо. Немного простыл только, но это неудивительно.
– Да, сейчас все сопят и чихают. Мои вон все в лежку по очереди.
– Пусть не болеют.
– Спасибо! Что нового?
– Вот собаку завел. Теперь хоть не один дурью маюсь.
– Ух ты! Какой породы?
– Дворовой. Но умная и воспитанная. – Я зачем-то хихикнул.
– А мне такие нравятся, они настоящие.
– Это точно.
Мы еще немного перекинулись ни к чему не обязывающими фразами, помогающими преодолеть растерянность, но вскоре она замолчала. И я знал, о чем она задумалась.
– Как ты справился? – негромко послышалось в трубке. Ее тон был печальным.
– Справился как-то… Хотя иногда понимаю, что до сих пор не верю. Мне все кажется, что она у подруг или в отпуске и позже приедет. Так проще. – Я устало улыбнулся.
– Я не стала звонить тебе тогда, чтобы не теребить лишний раз… И до сих пор места себе не могу найти из-за этого.
– Да ну что ты! Перестань. Все хорошо. А что тут скажешь, «соболезную»? Я и так понимаю, что это не обрадовало тебя. Так что не переживай.
– Я была в шоке, когда узнала… Мы ведь дружили в школе, помнишь?
– Конечно, помню.
– И тут такой ужас… Водителя посадили?
– Да, дали три года. Но я этим не занимался, судебными тяжбами Ее не вернуть. И без того три жизни сломано. Или четыре, если считать меня. Его прямой вины нет как таковой; разве что в том, что не предвидел ситуацию как водитель.
– А почему четыре жизни? Кто-то еще пострадал?
Мое сердце забилось скорее.
– Человечек маленький пострадал. Она была беременна.
Тишина в ответ – естественная реакция на такие слова. Я бы тоже не знал, что сказать в ответ. Через несколько секунд в трубке послышались всхлипы. Мои же глаза были сухи, только горло немного свело. Видимо, слишком много слез вылилось за последний год и четыре месяца.
– Прости, пожалуйста, – приходя в себя, сказала она. – Прости.
