Меня называют Тварью.
Но это не так. Я не тварь, а человек. Я личность.
Я родился человеком. Я прожил большую часть своей жизни в качестве человека. И остаюсь человеком.
Я действую как личность. Думаю как личность.
Да, иногда у меня возникают странные импульсы. Мощные устремления.
Когда меня охватывают подобные чувства, я ничего не могу с собой поделать. Не могу себя контролировать.
Меня начинает мучить голод. Такой сильный, будто все мое существо нуждается в еде. И мне хочется есть, есть и есть — до бесконечности.
Поскольку я живу в лесу, мне приходится убивать, чтобы утолить голод. Я должен загрызть жертву и прожевать ее. Я набиваю себе живот и продолжаю есть. Теплая жижа стекает у меня с подбородка.
Через какое-то время я заставляю себя посмотреться в зеркало. И кричу от боли и стыда.
«Тварь… ты мерзкая тварь», — говорю я себе.
Я не всегда был таким. Было время, когда мне не приходилось скрывать свое лицо.
Теперь я живу в глухом лесу. У меня нет друзей. Вокруг нет никого, кому я мог бы доверять.
Я так одинок.
И мне так хочется с кем-нибудь поговорить. Рассказать свою историю тому, кто не откажется ее выслушать.
Но я не могу себе этого позволить. Самое страшное в моем положении — это потерять бдительность. Никто не должен узнать, кто я.
Вот почему я заставляю себя смотреться в зеркало.
Я смотрю на собственное отражение, и все становится на свое место.
Я вспоминаю. Перед моим мысленным взором проносится прошлое.
Я заново осознаю, почему меня называют тварью.
Глава I
ПОЧЕМУ ПАПА УШЕЛ С РАБОТЫ?
— Карр, карр, карр!
— Все в порядке, госпожа Ворона, — мягко проговорила я, заканчивая делать птице перевязку. Наконец я отправила ее обратно в клетку.
— Каррр, каррр, каррр! — Ворона попыталась взмахнуть своим поврежденным крылом.
— Папа, как ты думаешь, она поправится?
Отец ничего не ответил. Уткнувшись в журнал, он перевернул следующую страницу.
— Папа! Что ты думаешь по этому поводу? — не унималась я.
Он взял карандаш и подчеркнул какую-то фразу в журнале жирной чертой.
— Папа!!
— Ты что-то сказала, Лаура? — Отец поднял голову и взглянул на меня сквозь толстые стекла очков в черной роговой оправе.
— Ты думаешь, крыло заживет? — снова спросила я.
— Какое крыло? — Отец опять уставился в журнал и стал делать какие-то заметки на его полях.
Я поймала удивленный взгляд моей подруги Эллен: она еще не привыкла к этой теперешней отчужденности моего отца.
Отчужденности от меня.
В последние дни отец вел себя так, будто постоянно забывал о моем существовании. Даже когда мы находились в одной комнате, казалось, что его там нет.
В это время большой кот Лаки, которого я нашла в лесу, пронесся мимо меня, едва не повалив набок клетку. Он подскочил к отцу и стал лизать ему пальцы своим длинным языком.
Отец отдернул руку.
— Пожалуйста, забери своего кота. Я пытаюсь сосредоточиться.
С этими словами он подчеркнул в журнале еще несколько фраз, так сильно нажав на карандаш, что кончик грифеля отвалился с отчетливым треском.
— Куда я, по-твоему, должна его забрать? — со вздохом спросила я. — В сарай нельзя — ты там работаешь. Ведь ты сам запретил мне к нему подходить.
Отец посмотрел сначала на ворону, а потом на Лаки так, будто увидел их в первый раз.
— Почему я не могу жить в доме, как все люди, Лаура? — спросил он. — Почему я должен жить в зоопарке?
— Ты же ветеринар! — воскликнула я. — Ты должен любить животных. Разве не так?
Эллен выдавила из себя смешок, но она была явно смущена. Она никогда не видела, как мы с отцом ссоримся. Она не видела отца с тех пор, как он… переменился.
Я перестала приглашать домой друзей, потому что не знала, что сделает или скажет мой отец. Но Эллен была моей лучшей подругой, и я соскучилась. Мне очень захотелось с ней пообщаться, вот я и позвала ее к себе сегодня. Возможно, я сваляла большого дурака.
Я взяла клетку с вороной в одну руку, а Лаки в другую, отнесла их в свою комнату и закрыла дверь.
Затем повесила себе на шею фотоаппарат и обратилась к Эллен с предложением:
— Давай пройдемся. Мы давно не гуляли по лесу.
Наш дом расположен на краю леса. Задний двор плавно переходит в лесную чащу. Поэтому лес с его просеками и полянами, озерами и ручьями всегда представлялся мне неотъемлемой частью нашего жилища.
Именно там — и только там — меня охватывало ощущение полного счастья. В лесу легко дышалось. Он был тихим, спокойным и в то же время трепетным, полным жизни.
Просыпаясь, я выходила на задний двор и всматривалась в гущу высоких, пышных деревьев, тянувшихся вдаль, — как мне казалось, до бесконечности. Я вдыхала утренний воздух, напитанный ароматом хвои. Как я люблю этот запах!
Я проверила, заправлена ли в фотоаппарат новая пленка. Все было в порядке.
Эллен поправила прическу. Моя подруга очень гордится своими черными прямыми волосами. Она всегда зачесывает их назад, с удовольствием погружая в них руки и позволяя прядям скользить между пальцами, а затем ниспадать на плечи.
