— Привет! — кричит мне блондинка, изображая сияющую улыбку. — Я Лиза Тешке, репортер. Вы местный?
Между тем ее коллега уже достал из багажного отделения камеру и пристраивает ее на плече.
— Нет, — отвечаю я и иду в направлении бокового входа.
Водитель «Ауди» выходит из машины и рассматривает «Пежо» Лены.
— У вас найдется для нас минутка? — кричит мне вдогонку женщина.
Я захожу в пивную, запираю за собой дверь и задергиваю занавески. В тусклом свете музыкальный автомат отсвечивает голубым и желтым. Песня доиграла. Кто-то стучит в дверь.
— Мы всего лишь хотим задать несколько вопросов! — кричит женщина.
— Кто это? — спрашивает Лена.
— Твоя коллега.
— Коллега?
— Журналистка.
— Я же говорила тебе, что я не журналистка.
— Но ты мне пока не сказала, кто ты. И что ты здесь делаешь.
Я приоткрываю занавеску и выглядываю наружу. Тип на «Ауди» как раз фотографирует «Белую лошадь». Снова раздается стук в дверь, потом под нее просовывают визитку. Я поднимаю карточку и выбрасываю ее вместе с первой в помойное ведро за стойкой. Я бы сейчас с удовольствием открыл пива, но вместе этого наливаю стакан яблочного сока для Карла.
— Бен, пожалуйста, подойди сюда.
Лена подсела за стол к Карлу и серьезно смотрит на меня. Не знаю почему, но я побаиваюсь услышать то, что она собирается мне сказать. И все же сажусь напротив нее на стул и ставлю перед Карлом сок.
— Ты хочешь знать, почему я здесь? — спрашивает Лена.
Я киваю, рассматривая значки и буквы, вырезанные за все эти годы посетителями на столешнице.
— Ну… Не понимаю, с чего вы взяли, что я журналистка. Это не так. Я ищу моего отца.
Я смотрю на Лену.
— Твоего отца? Здесь?
Лена пожимает плечами и делает такое лицо, будто и сама понимает, что в ее слова трудно поверить.
— Погоди-ка… Так вот зачем ты вломилась в квартиру Масловецки? Значит, он твой…?
Я открываю рот, но не могу произнести ни звука.
— Я не знаю, — говорит Лена. — Пока не знаю. Я нашла несколько его волосинок в ванной и отдам их на экспертизу.
Я разражаюсь смехом.
— Волосинки? Для анализа ДНК?
Лена кивает с серьезным видом.
— Почему же ты не спросила его напрямую?
— Бесполезно. Большинство потенциальных кандидатов о своем счастье даже и не догадываются. И вообще, я сначала хочу поближе узнать человека, а уж потом решу, стоит быть его дочерью или нет.
— А что, есть много кандидатур?
— Трое. Моя мама… никогда не скучала в одиночестве.
Лена делает глубокий вдох и царапает руку, пока на ней не появляются покраснения.
— Она довольно много пила и часто заводила романы на одну ночь. И явно время от времени пренебрегала последствиями.
— Твоя мама встречалась с Масловецки?
— Не то чтобы встречалась. А если и встречалась, то недолго. Но этого хватило.
Я встаю и делаю несколько шагов. Масловецки — отец Лены. К такому надо привыкнуть, v — А почему ты просто не спросила у мамы?
— Она умерла в феврале, — отвечает Лена так тихо, что я снова сажусь к ней за стол. — Лейкемия. Очень редкая форма. Врач даже статью про ее ненормальную кровь написал. Для научного журнала.
Какое-то время я молчу.
— А раньше? — спрашиваю я потом. — Я имею в виду, до всего…?
— Когда я была маленькой, я несколько раз спрашивала ее об отце, но она отвечала, что не знает. И я перестала задавать вопросы.
— А когда ты повзрослела?
— В восемнадцать я ушла из дома. Мама никогда не жила на одном месте дольше года. Постоянно меняла работу, квартиры. И я не выдержала. Уехала в Берлин и посылала ей открытки ко дню рождения, Дню матери и на Рождество и иногда звонила. Она не сказала мне, что больна. Я узнала, когда она уже три недели находилась в больнице. Она так ослабла, что не могла говорить. Я сидела у ее кровати до самой ее смерти. Ровно двадцать три дня.
Я не знаю, что сказать или сделать. Лена смотрит на меня. Ее губы стали узкими, словно она старается выдавить из себя улыбку. Мы одновременно протягиваем руки и хватаемся друг за друга. В этот момент происходит нечто невероятное и очень важное. Карл перестает рвать бумагу и кладет свои ладони поверх наших. Одну ладонь — на мою руку, другую — на Ленину. И мы еще долго так сидим и крепко держимся друг за друга. Снаружи ездят автомобили, время от времени какие-нибудь журналисты стучатся в дверь.
Мы не обращаем на них внимания.
Даже когда звонит телефон, мы не двигаемся с места. Хотя Карл вздрагивает, он не убирает руки.
— Наверное, это Хорст, — говорит Лена после пятого звонка. — Или Вилли.
Я медлю, но потом встаю, иду к стойке и снимаю трубку телефона, висящего на стене.
— Да?
— «Норд-Ост курьер», Граф говорит, — сообщает мужской голос. — С кем я разговариваю?
Я жму на вилку, пока в трубке не раздается длинный гудок, оставляю трубку висеть на шнуре и возвращаюсь за стол. Карл отпивает сока и снова принимается за журналы. Лена смотрит на меня, улыбается, и я улыбаюсь ей в ответ. Музыкальный автомат тихонько светится.
— А как ты вышла на Масловецки? — спрашиваю я. — И на остальных кандидатов.
— Отняла от дня рождения девять месяцев. Ну, и письма с фотографиями, конечно. Когда родители Масловецки уехали отсюда, они поселились в Люнебурге. Где тогда жила мама. Она работала там секретаршей в страховой компании. Масловецки приехал навестить родителей. И моя мама врезалась на велосипеде в его машину. По своей вине. Она не пострадала, зато Масловецки пригласил ее на ужин.
— Откуда ты все это знаешь?
— Последним маминым пристанищем стал Киль. После ее смерти я разбирала вещи в ее квартире и нашла письма и фотографии. И ее дневники.
— Почему твоя мама не общалась с твоим отцом? По поводу алиментов и тому подобного.
— Может, она и сама не знала, кто именно мой отец. Или больше не хотела иметь с ним дела.
— Есть фотографии, где они с Масловецки вместе?
Лена смеется.
— Да. Играют в гольф. Он стоит позади нее и ставит ей удар. Но я думаю, на самом деле он просто ее обнимает.
Я смотрю на Лену. Она все еще смеется. Но потом становится серьезной.
— Что? — спрашивает она и морщит лоб.
— Ничего.
— Ты смотришь, его ли у меня глаза? И нос?
— Нет… Да. Может быть.
