Пятое. Охотничьи ружья. 6—7 штук у меня было до войны, 5—6 штук я купил в Германии, остальные были присланы как подарки. Из всех ружей охотилась команда, часть штуцеров, присланных в подарок, я собирался передать куда-либо. Признаю вину в том, что зря я держал такое количество ружей. Допустил я ошибку потому, что, как охотнику, было жаль передавать хорошие ружья...
В заключение я заявляю со всей ответственностью:
1. Семочкин явно клевещет на меня...
2....
3. Прошу Центральный Комитет партии учесть то, что некоторые ошибки во время войны я наделал без злого умысла и на деле никогда не был плохим слугою партии, Родине и великому Сталину.
Я всегда честно и добросовестно выполнял все поручения т. Сталина.
Я даю крепкую клятву большевика — не допускать подобных ошибок и глупостей.
Я уверен, что я еще нужен буду Родине, великому вождю т. Сталину и партии.
Прошу оставить меня в партии. Я исправлю допущенные ошибки и не позволю замарать высокое звание члена Всесоюзной Коммунистической партии (большевиков).
Член ВКП(б) Жуков»[109]
Безусловно, любое заявление должностного лица должно быть подкреплено убедительными доказательствами. Весомыми и убедительными! А вот в случае с Г.К. Жуковым такой убедительности не наблюдается.
Из показаний арестованного А.М. Сиднева, бывшего начальника оперативного сектора МВД в Берлине, генерал-майора (показания от 6 февраля 1948 г.): «Как известно, частями Советской Армии, овладевшими Берлином, были захвачены большие трофеи. В разных частях города то и дело обнаруживались хранилища золотых вещей, серебра, бриллиантов и других ценностей. Одновременно было найдено несколько огромных хранилищ, в которых находились дорогостоящие меха, шубы, разные сорта материи, лучшее белье и много другого имущества. О таких вещах, как столовые приборы и сервизы, я уже не говорю, их было бесчисленное множество. Эти ценности и товары различными лицами разворовывались...
...Серов (генерал-полковник И.А. Серов, в Германии — заместитель Г. К. Жукова по делам гражданской администрации) и Жуков часто бывали друг у друга, ездили на охоту и оказывали взаимные услуги. В частности, мне пришлось по поручению Серова передавать на подчиненные мне авторемонтные мастерские присланные Жуковым для переделки три кинжала, принадлежавшие в прошлом каким-то немецким баронам.
Несколько позже ко мне была прислана от Жукова корона, принадлежавшая по всем признакам супруге немецкого кайзера. С этой короны было снято золото для отделки стэка, который Жуков хотел преподнести своей дочери в день ее рождения»[110].
«Грешили» с трофейным имуществом и другие генералы Красной Армии. Из показаний генерал-лейтенанта В.В. Крюкова, бывшего командира 2-го гвардейского кавалерийского корпуса (показания от 25 апреля 1953 г.): «...Виновен ли я в присвоении трофейного имущества? Да, виновен, но не такого количества, как это фигурирует в деле...
И уж, конечно, я категорически отвергаю присвоение различных ценностей (золото, бриллианты и проч.), которое приписывают мне и моей жене. Я подхожу строго к себе. Дело не в том, в каком количестве я присвоил трофейное имущество, дело в самом факте присвоения. Не к лицу коммунисту и советскому генералу заниматься подобными делами и этим самым позорить и то и другое. Я заслужил наказание, но за эти «тряпки», какие, как говорят, и выеденного яйца не стоят», меня лишили доверия партии и правительства, лишили свободы на 25 лет (а это значит пожизненно, ибо мне уже 56 лет). Меня лишили семьи, звания и наград, кровью заработанных на поле брани...»[111]
О том, что наши генералы и маршалы имели слабость ко всему заграничному, свидетельствуют архивные документы, рассказы участников войны. Так, один из маршалов посчитал, что победителям все дозволено, приказал демонтировать и переправить в Подмосковье роскошную виллу Германа Геринга[112].
Обвинения в стяжательстве, барахольстве и самообогащении не раз звучали в адрес командиров Красной Армии еще в годы Гражданской войны. И не всегда эти обвинения были беспочвенны. Хорошо, если тому или другому командиру удавалось доказать свою невиновность и непричастность к грабежу и хищениям. Как это было в «Бухарском деле» с Иваном Панфиловичем Беловым в 1920 г.
Белов И.П. — унтер-офицер старой армии. В 1916 г. за оскорбление офицера приговорен к четырем с половиной годам дисциплинарного батальона. Освобожденный после Февральской революции 1917 г., был членом Ташкентского совета рабочих и солдатских депутатов, председателем полкового комитета и выборным командиром 1-го Сибирского запасного полка. В 1918 г. — комендант крепости Ташкент и начальник гарнизона города. В 1919 г. — главком Туркестанской республики. В 1920 г. — начальник 3-й Туркестанской стрелковой дивизии, командующий Бухарской группой войск. Блестяще провел операцию против бухарского эмира. За бои при взятии Старой Бухары награжден орденом Красного Знамени.
Обратимся к архивно-следственному делу под названием «Бухарские события 1920 г.», по которому проходило более ста человек, в том числе и командующий Бухарской группой войск И.П. Белов. Из материалов дела видно, что после взятия Бухары, бойцы и красноармейцы группы занялись разграблением богатств и ценностей эмира, в том числе золота, шелка, сукна и др. В таких грабежах приняли участие адъютант Белова Ерискин и один из приближенных к нему командиров — Авербух. Сам же Белов обвинялся в том, что он, как командующий группой, не предотвратил грабежи и мародерство, а также в том, что пытался отвести от наказания упомянутых Ерискина и Авербуха.
Дело получило широкую огласку. После окончания расследования оно рассматривалось в декабре 1920 г. на коллегии особого отдела Туркестанского фронта, которая, учитывая общественную значимость дела, направила его на рассмотрение в Особый отдел ВЧК. Самого же арестованного И.П. Белова коллегия особого отдела фронта, как имеющего большие революционные заслуги, постановила из-под стражи освободить с правом занятия ответственных должностей, но с обязательством явки по первому требованию органов правосудия.
О том, что пережил Иван Панфилович Белов за это время, частично можно узнать из его докладной записки начальнику Штаба РККА. В ней, в частности, говорится: «...По приезду в Москву я поступил в Академию Генерального штаба... Однако систематически заниматься я не мог, ибо мое дело только недавно закончилось, кроме того, я принимал участие в Кронштадтской операции (март 1921 г. — Н.Ч.). Мое моральное состояние было до моего оправдания угнетено — вследствие чего текущий учебный год для меня пропал, приступить к нормальным занятиям я могу лишь с будущего года...»
Доверие тогда к И.П. Белову было восстановлено и он последовательно занимал ответственные должности: командира 2-й Донской и 22-й Краснодарской стрелковых дивизий, командира 9-го и 2-го стрелковых корпусов, помощника командующего войсками Московского и СевероКавказского военных округов, командующего войсками Северо-Кавказского, Ленинградского, Московского и Белорусского военных округов. Командарм 1-го ранга. Член Специального судебного присутствия, судившего группу военачальников Красной Армии во главе с М.Н. Тухачевским в июне 1937 г.
