— Скажи, что ты все еще любишь меня! — умоляюще прошептал он чуть слышно.
— Ты же знаешь, что люблю… и никогда не переставала любить. О, как я хотела возненавидеть тебя! Только все оказалось напрасным. Ты — мой единственный! Кроме тебя, мне не нужен ни один человек на свете! — тихо призналась Джессамин.
— Скажи еще раз, что любишь меня, — сурово потребовал Рис, поглаживая ее по плечу! Рука его украдкой скользнула в вырез се голубой сорочки, который соблазнительно распахнулся, приоткрыв упругую грудь. Лаская бархатистую кожу, он прошептал, задыхаясь от охватившего его жгучего желания: — Ну скажи же, умоляю тебя!
Содрогнувшись от наслаждения, о котором мечтала давным-давно, Джессамин не мешала ему завладеть этими восхитительно округлыми выпуклостями! Девушка и сама умирала от желания изведать восторг его прикосновений и, в свою очередь, заставить и его сгорать от страсти. Но Рис не нуждался в этом. Тело Джессамин сулило ему такое наслаждение, при мысли о котором у него перехватывало дыхание. Он нежно сжал ее молочно-белые груди, осторожно поглаживая загрубелыми пальцами пунцовые вишенки сосков.
— Я люблю тебя, люблю так, как никто никогда не любил! — со стоном выдохнула Джессамин, прижавшись лбом к его чуть влажной от пота, горячей шее. И внезапно почувствовала покой, словно укрылась от всех терзавших ее страхов в теплой и уютной глубине пещеры. Не было больше ни одиночества, ни боли — она была не одна.
Услышав это неосторожное признание, вырванное у нее страстью. Рис едва смог сдержать стон. Прижав девушку к себе, он покрывал жадными, обжигающими поцелуями все ее тело. Страсть и желание переполняли Джессамин, груди ее набухли, кровь горячей волной заструилась по жилам. Она прижалась к его груди, сгорая от нетерпения насладиться ощущением его обнаженной плоти. Она дергала за пуговицы дублета, но дрожащие пальцы ей не повиновались, и Джессамин в бессильной ярости рвала упрямый дублет, не представляя, как с ним управиться.
Ее неловкость позабавила Риса. Улыбнувшись, он на секунду отстранился и разом расстегнул и дублет, и рубашку. Прижавшись к его обнаженной груди, Джессамин содрогнулась от наслаждения — он весь пылал, а его спутавшиеся черные, как вороново крыло, волосы коснулись ее шеи, чуть заметно щекоча влажную кожу.
Обхватив его голову трясущимися руками, Джессамин быстро прижала его пылающее лицо к своей груди. И когда горячие, настойчивые губы Риса нежно сжали ее напрягшийся сосок, слегка пощипывая упругий бутон, она чуть не закричала от жгучего наслаждения.
— Господи, я только и делал, что мечтал об этом все дни! — хрипло прошептал Рис. Его руки, скользнув вниз по телу Джессамин, запутались в складках ее голубой сорочки. Накрыв ее своим горячим телом, Рис забыл обо всем. Обжигающие поцелуи градом посыпались на содрогающееся под ним молочно-белое тело, он терзал и мучил ее, упиваясь каждым прикосновением к этой покорной плоти. Пальцы его запутались в густой гриве разметавшихся по подушке волос. Джессамин бессильно закинула назад голову, и волосы ее, сверкая и переливаясь точно ковер из осенней листвы, заставили его сердце гулко забиться от восторга.
И вот наконец они вытянулись рядом, полностью обнаженные, плоть к плоти, обжигая друг друга своим дыханием, став единым целым.
— Как ты великолепен, мой горячий валлиец! — воскликнула Джессамин, задыхаясь от наслаждения, когда почувствовала на себе тяжесть его могучего тела. У нее вырвался гортанный смешок, но Рис прижался к ней теснее, горячая тяжесть его набухшей плоти коснулась ее — и смех сменился стоном. А Рис с удивлением понял, что еще никогда в жизни не горел такой страстью, никогда так отчаянно не желал ни одну женщину — только эту, единственную, что сейчас билась в его объятиях.
Джессамин скользнула пальцами по его копью и содрогнулась от предвкушения того восхитительного мгновения, когда она почувствует в себе эту обжигающе горячую плоть. Загрубевшие пальцы Риса осторожно коснулись нежной кожи у нее между ногами.
Прикосновение это было едва заметным, по Джессамин, потеряв голову, резко раздвинула ноги, позволив ему вжать свой подрагивающий от нетерпения жезл меж своих бедер.
Рис осторожно раздвинул в стороны шелковистые розовые створки раковинки, прикрывавшие вход в сокровенные глубины ее тела, и его опытные пальцы в который раз заставили Джессамин содрогнуться. Нечеловеческим усилием воли сдерживая рвущуюся наружу страсть, он ждал, пока она будет готова принять его, чувствуя, что еще немного, и желание его выплеснется наружу.
— О, Джессамин, я люблю тебя! — шептал он задыхаясь.
Все было сказано. Они оба горели одним и тем же желанием. Вдруг словно искра пробежала между ними. Широко раздвинув бедра, Джессамин обвила его шею руками и, согнув ноги в коленях, притянула к себе властным движением, стремясь заставить его переступить ту черту, после которой уже нет возврата.
Покрыв ее лицо поцелуями, Рис опрокинул ее на подушки и, накрыв своим тяжелым телом, скользнул в бархатистую тесную расщелину ее женственности.
Почувствовав, какая она горячая и тугая, он запрокинул голову и с торжествующим криком резким рывком ворвался в нее.
Она слабо застонала, ощутив глубоко в себе его жарко пульсирующую упругую плоть, и теснее прижалась, желая принять его как можно глубже, слиться с ним, став единым целым. Его бедра начали медленные толчки, погрузив ее в пучину пьянящего экстаза. Водоворот чувств захлестнул влюбленных, и не было сейчас в мире такой силы, которая могла бы заставить их разжать объятия. В эту минуту казалось, что они стали единым целым: их сердца бешено колотились, а души слились. Им обоим хотелось только одного — чтобы никогда не кончался этот горячий, — буйный восторг.
Волна неземного блаженства накрыла любовников, унося их к вершинам экстаза. Джессамин забилась в сладостных судорогах, яростно прижавшись к нему, прежде чем медленно погрузиться в бархатную темноту освобождения.
А Рис, выкрикнув ее имя, сжал Джессамин в объятиях и только потом позволил себе яростно взорваться внутри ее. Несколько бешеных толчков, и он распростерся рядом, тяжело дыша и по-прежнему не выпуская девушку из объятий.
Должно быть, они так и задремали, прижавшись друг к другу, потому что, когда оба открыли глаза, в комнате стоял промозглый холод. В камине тлело несколько головешек, а сквозь промасленную бумагу в окошке больше не пробивался дневной свет.
Она сонно шевельнулась, почувствовав его присутствие, и теплая волна удовольствия пробежала по ее телу. И вдруг ее охватил леденящий страх — Джессамин показалось, что это опять сон, один из тех кошмаров, что изводили ее много ночей подряд, после которых она просыпалась в своей одинокой постели и долго потом рыдала в подушку, чувствуя, как ее сердце рвется от боли.
— Это не сон, — мечтательно прошептала она. — Ты и вправду со мной.
Улыбнувшись, Рис потерся щекой о ее гладкую спину. Кожа Джессамин была еще чуть влажной от пота. Ледяной воздух заставил ее покрыться мурашками.
Почувствовав это, Рис потянул на себя одеяло, заботливо укутав Джессамин. Теперь они лежали, свернувшись уютно, словно в гнездышке.
