Когда шофер Клода приехал за Арлетт, она уже была готова к отъезду. Шофер вошел в комнату, взял ее дорожный саквояж и понес к машине. Через несколько минут в дверь неожиданно постучали, вошла горничная.
— Граф Дашков хочет видеть вас, мадемуазель.
Арлетт замерла. Ее охватила паника. Но девушка постаралась сохранить хладнокровие. Должно быть, получив телеграмму, он ехал всю ночь, чтобы добраться до Брюсселя.
— Передайте графу, что я не могу с ним говорить.
Горничная ушла. Арлетт дрожащими руками стала застегивать пальто, натянула перчатки, взяла сумочку.
— Арлетт! — раздался с лестницы голос Сергея. — Я не уйду, пока не поговорю с тобой!
Глубоко вздохнув, девушка вышла из комнаты и остановилась на площадке лестницы. Она смотрела сверху вниз прямо в широко распахнутые глаза Сергея. Он был небрит. Правая нога — на нижней ступеньке, рука на перилах — готов бежать к ней. Прежде чем девушка смогла произнести хоть слово, вновь раздался гневный голос:
— Куда, черт возьми, ты уезжаешь?
Арлетт с трудом сдерживала слезы, чувствуя, как ее душа буквально разрывается на части. Увидев любимое, искаженное мукой лицо, она была готова разрыдаться.
— Сергей, все кончено.
— Это невозможно! Мы — одно целое в этой жизни.
— Нет!
— Я не позволю тебе!
Дворецкий, обеспокоенный гневной речью посетителя, хотел послать горничную за другими слугами, но Арлетт подняла руку, делая ему знак удалиться.
Оставшись один на один с Сергеем, она начала медленно спускаться по лестнице. Потом остановилась.
— Неужели ты считаешь, что я смогу делить тебя с кем-либо? — напряженно спросила она.
— Нет, этого не будет. Брак, который мне хотят навязать, будет только формальным. Обещаю. Ты — самое главное в моей жизни. До конца моих дней.
— Но она любит тебя! Поэтому не дала согласия на разрыв помолвки.
— Не предполагал, что ей взбредет в голову еще и приехать в Брюссель! Я слишком люблю тебя, чтобы думать о препятствиях! Ее отказ был неожиданным ударом.
— Ты должен был рассказать мне все это раньше! — крик вырвался, казалось, из самого сердца Арлетт.
— Я никогда не лгал! Искренне надеялся, что вернусь в Брюссель и мы поженимся! А сейчас, если мы хотим быть вместе, есть только один путь…
— Если бы ты был свободен, я бы поехала с тобой куда угодно, неважно, женаты мы или нет, — произнося эти слова, Арлетт продолжила медленно спускаться по лестнице.
Она резко остановилась, когда Сергей преградил ей дорогу.
— Я буду приезжать в Брюссель так часто, как только смогу. И время здесь будет принадлежать нам, как будто ничего не случилось!
— Оставь подобные мечты, Сергей! — в ее голосе послышались истерические нотки. — Возвращайся к женщине, которая ждет тебя уже столько лет! Я не хочу больше видеть тебя!
— Ты не можешь так говорить! — в его голосе звучала такая любовь, страсть и мука, что Арлетт почувствовала: еще немного — и воля покинет ее.
Она уже не могла сдержать слез.
Ничего не видя перед собой, она пошла вниз, нанося сумочкой удары по его лицу, плечам. Сергей в изумлении попятился. Арлетт бросилась к двери. Заурчал мотор автомобиля, шофер распахнул дверцу.
— Быстрее! — крикнула Арлетт. — Скорее! Поезжайте скорей!
Шофер захлопнул дверцу, быстро тронул машину с места. Арлетт разрыдалась, но все же обернулась, когда автомобиль набрал скорость. Сквозь заднее стекло она увидела, что Сергей бежит следом, размахивая руками, пальто развевается на ветру, но все же он безнадежно отставал от быстро удаляющейся машины. Наконец он остановился, беспомощно опустив руки. И только сейчас она в полной мере осознала: это — все, конец их любви. И слезы скрыли от нее фигуру Сергея.
ГЛАВА 22
Арлетт провела в монастыре шесть недель.
Монастырь оказался значительно менее тихим местом, чем она предполагала, так как всех монахинь взволновал ее приезд. Все радовались ее визиту, как дуновению свежего ветерка в душной атмосфере старого, изолированного от мира монастыря. Дни пролетали быстро. Ночи же казались бесконечными и мрачными. Девушка часто не могла заснуть, воспоминания о Сергее были столь ярки, что в отдельные моменты ее удивляло, как она вообще способна жить в такой изнуряющей душу тоске.
Клод с нетерпением ждал возвращения Арлетт и сразу же загрузил ее работой. Из Лондона прибыли готовые изделия, выполненные по ее эскизам, и нужно было решить, какие из них пойдут в широкое производство.
Через неделю после возвращения в Брюссель, встав с постели, Арлетт внезапно ощутила сильный приступ тошноты. Едва она успела добраться до ванной, как началась рвота. Вернувшись в спальню, Арлетт бессильно опустилась на табурет у трюмо. Она беременна! И девушка знала, когда это произошло. В те безумные мгновения встречи после ее возвращения из Лондона, когда они были настолько охвачены страстью, что забыли о всякой предосторожности. Любовь полностью поглотила ее, может быть, в глубине души Арлетт верила, что они вскоре поженятся, и эта надежда делала ее еще менее осторожной.
Внезапно ее пронзила мысль — рано или поздно Сергей поймет, чем могла кончиться та ночь. Он станет рассматривать беременность как причину для встреч, заявив о родительских правах. Арлетт сжала кулаки, глядя в зеркало. Этого нельзя допустить.
С трудом ей удалось одеться. Предстояло подумать не о том, что связано с рождением ребенка и что за этим последует. Клод не потерпит младенца в идеальной атмосфере своего дома, да и сама Арлетт не захочет здесь оставаться. С внезапной благодарностью она вспомнила о сумме, которую завещал ей покойный отец Клода и которую она до сих пор сохранила в неприкосновенности. Эти деньги позволят какое-то время жить независимо и решить главные проблемы, которые возникнут сразу же после рождения ребенка.
Пройдет еще несколько недель, прежде чем возникнут подозрения по поводу ее положения. Еще есть время выбрать момент для разговора с братом.
Целый день, сидела ли Арлетт на рабочем месте или беседовала с клиентами, мысли то и дело с завидным постоянством возвращались к ее проблеме. В этой агонии чувств она не могла до конца осознать, что это все-таки значит — быть матерью ребенка Сергея Дашкова. Слишком многое из того, что хранила память, было постоянным источником боли, страданий и разочарования. Чем будет для нее ребенок — утолением любовной тоски или повседневным мучительным напоминанием о невозвратном.
Утренняя тошнота продолжалась довольно долго, но ей пока удавалось скрыть от окружающих свою тайну.
Во время примерки нового платья Арлетт поняла — настал момент рассказать обо всем Клоду.
Для трудного разговора Арлетт выбрала один из вечеров, когда брат и сестра, как это бывало часто, уединились после обеда за чашкой кофе. И в первый раз за долгое время реакция Клода очень отличалась от той, которую ожидала Арлетт. Брат просто и безропотно кивнул головой и продолжал молча помешивать кофе.
