— Поль, — вкрадчиво начинаю я, но он даже не смотрит в мою сторону. — Тебя брат в Испанию ни за что не отправит.
Он хмыкает.
— Вы думаете, меня это беспокоит? Ваше высочество, я же вам говорил: я хочу уехать из Франции.
У меня перехватывает дыхание.
— Поль, не бросай меня. Пожалуйста! Ты мне нужен.
— А что изменилось сейчас по сравнению с годом или двумя ранее?
— Дай мне год. Всего год — а потом мы уедем вместе. — Я вдруг представляю себя на острове с Полем, танцующей в его объятиях жаркими летними вечерами. Брат, конечно, воспротивится моему отъезду, да мне и самой будет недоставать Парижа. Но жизнь в Сан-Доминго была такая спокойная! Там все было проще. Однако сроки я ему еще никогда не называла. — Мы уедем в следующем декабре, — обещаю я.
— А почему не теперь?
— Потому что есть кое-какие дела, — объясняю я. Через год Наполеон уже будет в разводе, и я к тому времени уговорю его вернуться с армией в Египет. А когда Египет войдет в состав империи, мы легко вернем себе и Сан-Доминго. — Ты же меня дождешься, Поль, да? — Он должен меня дождаться. Мы сделаем его королем Сан-Доминго, и я нанесу ему визит из Египта, подобно Клеопатре, приехавшей к Юлию Цезарю в качестве подлинной царицы Рима.
Но Поль хранит молчание.
— У меня есть виды на нас обоих. Ты будешь доволен. И мы будем вместе. Всего годик! — повторяю я, и он не возражает. Я поворачиваюсь к зеркалу и представляю себя с египетской короной на голове. — Мое предназначение… — шепчу я, но видение исчезает из-за стука в дверь.
— Император или кто-то из его слуг, — предполагает Поль.
Это оказывается слуга. На нем, как и полагается, зеленая наполеоновская ливрея, а на шляпе, когда он сгибается в поклоне, я различаю вышивку в виде пчелы — это одна из эмблем императорского герба.
— Ваше высочество, вас требуют в родильную комнату.
Поль кидает на меня взгляд — он ждет нервного припадка. Но я целый месяц готовилась к этому моменту.
— Одну секунду подожди, пожалуйста, — обращаюсь я к молодому человеку с невозмутимым видом, не имеющим ничего общего с моим настроением. Но важно, чтобы никто не знал, до какой степени я раздавлена самим фактом появления этого ребенка.
Я отправляюсь за шалью и на минуту задерживаюсь в зале с древностями. Высокое помещение ярко освещено, и два тяжелых канделябра отбрасывают свет на сотни предметов старины, пополнивших мою коллекцию со дня коронации брата. Я иду к шкафу, где на бархатной подушке красуется корона египетских фараонов, могущественный символ бессмертия. Я закрываю глаза и глубоко дышу. Дети — не залог нашего бессмертия. Я протягиваю руку и дотрагиваюсь до стекла. Будь у меня побольше времени, я бы сейчас достала эту корону из витрины. Но брат ждет.
Я возвращаюсь в салон, где меня дожидаются слуга и Поль.
— Готовы, ваше высочество?
Следом за слугой мы идем через залы Тюильри. Наполеон всегда любил этот дворец. Он не такой величественный, как Фонтенбло, но здесь все в позолоте, и, проходя по этим залам, даже самый захудалый придворный ощущает себя королем.
Наш провожатый входит первым и объявляет наши имена. Вслед за этим в приемную вступаем мы.
Тринадцать лет назад те же люди собрались по случаю рождения моего сына в Милане. А через шесть лет они же пришли на его похороны. Я, загоняя коней, примчалась к нему на виллу Мондрагоне. Но двор помнит только то, что, когда мальчик умирал, меня рядом с ним не было. И в то время как его сжигала лихорадка, я купалась и вкусно ела в Тоскане. Единственное мое дитя, мой драгоценный Дермид, единственное, что было хорошего в моем первом браке! Когда он умер, я отрезала волосы и положила ему в гроб.
— Полина! — окликает меня Каролина, и мы вдвоем встаем в углу приемной, рядом с перламутровым секретером и большими фарфоровыми бюстами.
Вся родня в сборе. Мать так счастлива, что того и гляди заплачет.
— Схватки час как начались, — сообщает сестра. — К ночи родит. Наполеон там с ней.
Но я знаю, что брат ненавидит «эти женские дела». Мы еще были детьми, когда он зарекся когда-либо присутствовать при родах.
— Беспокоится за нее. Судя по всему, ребенок идет ягодицами.
— Он уже дал врачам распоряжения?
— Никто не слышал. Но если хочешь знать мое мнение… — она медлит, специально подогревая интригу, — то думаю, он предпочел ее жизнь.
— А не жизнь будущего короля Франции? — восклицаю я. Мать бросает взгляд на нас двоих. Я же смотрю на закрытую дверь и чувствую, как силы меня оставляют. — Мне надо сесть.
— Не устраивай сцен. — Но у меня подкашиваются ноги, и Каролину охватывает паника. — Кто-нибудь, принесите стул!
Один из слуг подбегает со стулом, помогает мне усесться и начинает махать веером.
— Мне жарко! — Дыхание у меня прерывистое. — Я не горячая?
Каролина щупает мне лоб и поворачивается к матери.
— Она нездорова.
— Сама себя накручиваешь! — ворчит мать.
— Я что, нарочно?
Она щупает мои щеки, и я замечаю неглубокую морщинку у нее между бровей.
Мне действительно очень плохо. Живот...
— Ребенок вышел! — доносится из глубины комнаты.
Все кидаются к двери, и я больше никого не интересую.
— Сын! — кричит мой брат, и все начинают восторженно восклицать и хлопать. — Сын!
Врачи требуют полотенец и бинтов, чтобы остановить кровотечение. Один придворный бросается вон, чтобы сообщить всем новость, и через несколько минут слышится оружейный салют. Двадцать второй залп пушек возвестил всем о рождении мальчика. Была бы девочка — дали бы двадцать один.
И только Поль спрашивает, как я себя чувствую. Моя мать хлопает в ладоши и молится.
— Благополучные роды с ягодичным предлежанием плода. Чудо Господне!
Я поднимаю глаза на Поля и жалею, что он не может меня обнять. За все время, что мы знакомы, он лишь однажды держал меня в объятиях — это было в ночь смерти моего мужа в Сан-Доминго. Я беру его за руку, и он ее не отнимает, пока не появляется мой брат.
Всех присутствующих охватывает бурное возбуждение. Никогда еще не видела Наполеона таким гордым.
— Родился Наполеон Франсуа Жозеф Шарль Бонапарт, — объявляет он. — Ее величество поправится.
Начинается всеобщее ликование. Даже дети Жозефины, Евгений и Гортензия, поздравляют бывшего отчима. Неужели не понимают, что этот ребенок означает для них крушение всех надежд?
Потом брат направляется ко мне.
— У тебя теперь есть племянник! — радостно сообщает он. — Римский король!
— Поздравляем, ваше величество! — за меня отвечает Поль. — Сегодня вечером вся Франция будет ликовать.
