Гендон сделал ему знак, и старик не стал большерасспрашивать, а продолжал свой рассказ:
— Покойного короля будут хоронить в Виндзоре через два дня,шестнадцатого, а двадцатого новый будет короноваться в Вестминстере.
— Мне кажется, надо сначала найти его… — пробормотал король;потом убежденно прибавил: — Ну, об этом они позаботятся, и я тоже.
— Объясни мне… — начал старик и запнулся, увидав знаки,которые делал ему Гендон. Он снова принялся болтать:
— Сэр Гью тоже едет на коронацию и много ждет от нее. Оннадеется вернуться домой пэром, потому что он в большой милости улорда-протектора.
— Какого лорда-протектора? — спросил король.
— Его милости герцога Сомерсетского.
— Какого герцога Сомерсетского?
— Как какого? У нас только один — Сеймур, граф Гертфорд.
Король сердито спросил:
— С каких это пор он герцог и лорд-протектор?
— С последнего дня января.
— Скажи, пожалуйста, кто его возвел в это звание?
— Он сам и верховный совет с помощью короля.
Его величество вздрогнул, как ужаленный.
— Короля? — вскрикнул он. — Какого короля, добрый человек?
— Какого короля? (Господи помилуй, что это такое смальчиком?) На этот вопрос ответить нетрудно: ведь король-то у нас только один— его величество, августейший монарх, король Эдуард Шестой, храни его бог! Да!Молоденький у нас король, совсем мальчик, а какой добрый и ласковый! Не знаю,сумасшедший он или нет, — говорят, он поправляется с каждым днем, — но все водин голос хвалят его, все благословляют его и молят бога продлить дни егоцарствования, потому что он начал с доброго дела — помиловал герцога Норфолка,а теперь хочет отменить наиболее жестокие из законов, под игом которых страдаетнарод.
Услышав эти вести, король онемел от изумления и такуглубился в свои мрачные думы, что не слышал больше, о чем рассказывал старик.Он спрашивал себя: неужели этот король — тот самый маленький нищий, которого оноставил тогда во дворце переодетым в свое платье? Это казалось ему невозможным:ведь если бы тот мальчик вздумал разыграть из себя принца Уэльского, речь иманеры тотчас выдали бы его, он был бы изгнан из дворца и все стали быразыскивать настоящего принца. Неужели на его место посадили какого-нибудьотпрыска знатного рода? Нет, его дядя не допустил бы этого, — он всемогущ и могбы расстроить — и наверное расстроил бы — такой заговор. Размышления короля непривели ни к чему; чем усерднее старался он разгадать эту тайну, тем больше онаего смущала, чем упорнее он ломал себе голову над ней, тем сильнее болела унего голова и тем хуже он спал. Его нетерпеливое желание попасть в Лондон рослос каждым часом, и заключение становилось почти нестерпимым.
Гендон, как ни старался, не мог утешить короля; это лучшеудалось двум женщинам, прикованным невдалеке от него. Их кроткие увещаниявозвратили мир его душе и научили его терпению. Он был им очень благодарен,искренне полюбил их и радовался тому, что они так ласковы с ним. Он спросил, зачто их посадили в тюрьму, и женщины ответили: за то, что они баптистки. Корольулыбнулся и спросил:
— Разве это такое преступление, за которое сажают в тюрьму?Вы огорчили меня: я, значит, скоро с вами расстанусь, так как вас не будутдолго держать из-за таких пустяков.
Женщины ничего не ответили, но лица их встревожили его. Онторопливо сказал:
— Вы не отвечаете? Будьте добры, скажите мне, — вам негрозит тяжелое наказание? Пожалуйста, скажите мне, что вам ничего не грозит!
Женщины попытались переменить разговор, но король уже не могуспокоиться и продолжал спрашивать:
— Неужели вас будут бить плетьми? Нет, нет! Они не могутбыть так жестоки. Скажите, что вас не тронут! Ведь не тронут? Не тронут,правда?
Женщины, смущенные, измученные горем, не могли, однако,уклониться от ответа, и одна из них сказала голосом, прерывающимся от волнения:
— О добрая душа, твое участие раздирает нам сердце! Помогинам, боже, перенести наше…
— Это признание!.. — перебил ее король. — Значит, этижестокосердые злодеи будут тебя бить плетьми! О, не плачь! Я не могу видетьтвоих слез. Не теряй мужества: я во-время верну себе свои права, чтобы избавитьтебя от этого унижения, вот увидишь!
Когда король проснулся утром, женщин уже не было.
— Они спасены! — радостно воскликнул он и с грустьюприбавил: — Но горе мне, они так утешали меня!
Каждая из женщин, уходя, приколола к его платью на памятьобрывок ленты. Король сказал, что навсегда сохранит этот подарок и скороразыщет своих приятельниц, чтобы взять их под свою защиту.
Как раз в эту минуту вошел тюремщик со своими помощниками ивелел всех заключенных вывести на тюремный двор. Король был в восторге: такоесчастье, наконец, увидеть голубое небо и подышать свежим воздухом! Онволновался и сердился на медлительность сторожей, но, наконец, пришел и егочеред. Его отвязали от железного кольца у стены и велели ему вместе с Гендономследовать за другими.
Квадратный двор был вымощен каменными плитами. Узники прошлипод большой каменной аркой и выстроились в шеренгу, спиною к стене. Перед нимибыла протянута веревка; по бокам стояла стража.
Утро было холодное, пасмурное; ночью выпал снежок, огромныйдвор был весь белый и от этой белизны казался еще более унылым. Временамизимний ветер врывался во двор и взметал струйки снега.
Посредине двора стояли две женщины, прикованные к столбам.Король с первого взгляда узнал в них своих приятельниц. Он содрогнулся и сказалсебе:
«Увы, я ошибся, их не выпустили на свободу. Подумать только,что такие хорошие, добрые женщины должны отведать кнута! В Англии! Не вязыческой стране, а в христианской Англии! Их будут бить плетью, а я, кого ониутешали и с кем были так ласковы, должен смотреть на эту великуюнесправедливость. Это странно, так странно! Я, источник власти в этом обширномгосударстве, бессилен помочь им. Но берегитесь, злодеи! Настанет день, когда яза все потребую ответа. За каждый удар, который вы нанесете сейчас, вы получитепо сто ударов».
