сидевшим за столом, проскакала мимо них на второй этаж. Оказавшись в своей спальне я сразу же кинулась к комоду, на котором валялись всякие наши с Лялькой женские мелочи: расчески, косметика, баночки с разными кремами и лаками. Среди всего этого многообразия где-то должно было быть и зарядное устройство. Наконец я нашла его на подоконнике и, вставив в розетку, стала лихорадочно прилаживать штекер к своему мобильнику. Но, видно, руки от нервов у меня тряслись, и ничего не получалось. Еще бы немного, и я непременно сломала бы либо телефон, либо штекер. Но слава богу, заметила, что он, то есть зарядник, вовсе не от моего аппарата, а от Лялькиного, и к моему телефону в принципе не подходит. Я стала рыться в поисках своего зарядного устройства, перерыла все на комоде и в тумбочках, пока не обнаружила его на дне собственной дорожной сумки. Оказывается, я его еще даже и не вынимала. Значит, аппарат разрядился уже давно, и никто не мог до меня дозвониться.
— Вот раззява! — обругала я себя.
Тут с комода из кучи косметики донесся призывный перезвон Лялькиного телефона. Ее аппарат был в порядке, и кто-то даже по нему звонил. И чего ради я мучилась со своим телефоном, когда можно было позвонить и по Лялькиному. Я быстро нажала на кнопку отбоя, не став даже выяснять, кто это Ляльке звонит, и стала набирать телефон Макса. Он ответил сразу же после первого гудка.
— Макс, — произнесла я для конспирации придушенным голосом, — это я — Марьяша...
— Слава богу! — выдохнул он. — Где ты?
— Да все там же в этих... холмах, будь они не ладны.
— Что случилось? — Макс тоже перешел на шепот. — Почему телефон не работал?
— Ой, да ты понимаешь, — уже громче сказала я, — я забыла поставить его на подзарядку, только сейчас обнаружила. Ты знаешь, тут к нам...
Макс не дал мне договорить и заорал, как резаный. Он орал, что уже почти сутки не отходит от телефона, поставил на уши всех знакомых в Киеве, и они будто бы уже стройными рядами едут в Большие холмы на поиски меня и Ляльки, а я, оказывается, такая-сякая просто забыла подзарядить аппарат... Далее последовала «непереводимая игра слов с использованием местных идиоматических выражений». Короче говоря, Макс ругался матом. Макс ругался матом! Этот факт потряс меня до глубины души. Раньше я не могла себе даже представить, что он вообще на это способен — интеллигентный, рафинированный, благовоспитанный и вообще такой-растакой Макс...
Однако же он ругался.
Ну долго слушать его ругань я, конечно же, не стала и, обидевшись, отключила телефон. Пусть побесится. А когда успокоится, сам позвонит.
Но Макс почему-то не звонил.
Тут уже начала злиться я. Я влипла из-за него в какую-то жуткую историю с трупами, кражами и перестрелками, а он еще смеет на меня голос повышать.
Мое возмущение нарастало и нарастало, а когда выросло до огромных размеров, я сама набрала его номер с намерением высказать ему все, что я о нем думаю. Макс ответил сразу же, но уже не орал, а устало произнес:
— Идиотка, поставь телефон на подзарядку и прекрати бросать трубку, я же не могу до тебя дозвониться.
Я посмотрела на свой телефон, который уже стоял на подзарядке, и не поняла, почему это я — идиотка и почему Макс не может до меня дозвониться. Я же ему звоню. О том, что звонила я с Лялькиного аппарата, а на своем еще и PIN-код даже не ввела, я пока что как-то не подумала.
Я уже снова собралась было обидеться и бросить трубку, но тут в дверях появилась Лялька, которая почему-то тоже обозвала меня идиоткой (просто кошмар какой-то!) и яростно прошипела:
— Ну что ты здесь застряла? Узнала у Макса...
Я хлопнула себя по лбу, вспомнив, зачем я, собственно, звоню и, отбросив все обиды, быстро затарахтела в трубку:
— Слушай, Максик, здесь к нам какой-то тип заявился. Говорит, что от тебя. Толстый, лысый, дядей Жорой зовут. Ты такого знаешь?
— Толстый лысый дядя Жора — это Сизов, — ответил Макс. — Я попросил его вас найти и в целости и сохранности доставить домой.
После этого Макс велел передать трубку Сизову, и я поскакала с Лялькиным мобильником вниз на первый этаж.
— Эй, — послышалось мне вдогонку, — в чем дело? Телефон-то отдай!
Я оставила требования подруги без внимания и, спустившись вниз, вежливо протянула дяде Жоре аппарат.
— Это Макс, — сказала я.
Дядя Жора взял трубку и после короткого «да» некоторое время только слушал и молчал. Потом все же он вступил в диалог, но изъяснялся весьма односложно. Ничего кроме «да», «нет», «понятно», «выясню» и еще чего-то типа этого, он, в сущности, не сказал, поэтому мне было даже непонятно, о чем же они с Максом говорили. Наверно, все же о нас. Но вот что они о нас говорили, осталось для меня загадкой. Наконец они закончили разговор, и дядя Жора, бросив в трубку на прощание «пока», передал мне мобильник.
Я приложила трубку к уху и повернулась к окну.
— Марьяша, — донесся до меня голос Макса, — прости, милая, что орал. Это все нервы. Просто за последние сутки я весь так извелся... Я звонил тебе каждые пятнадцать минут, а твой телефон молчал. Уже не знал, что и думать. Слушай, я сегодня же вылетаю в Москву, оттуда в Киев. Сизов пока побудет с вами. Ничего не бойся и жди меня. Все будет в порядке.
Что будет в порядке, я уточнять не стала, но извинения Макса приняла, и мы распрощались друзьями.
Когда формальности с выяснением личности нашего гостя были закончены, я несколько успокоилась и вспомнила, что во всей этой суматохе совершенно забыла познакомить дядю Жору со всеми нами, включая меня тоже. Я по очереди представила Ляльку, Фиру, боцмана, обозвав его при этом Яковом Ивановичем (видно, еще не совсем пришла в себя), нашу хозяйку, Марту Теодосовну, и назвалась сама.
Дядя Жора чинно пожал руки мужчинам, хотя до этого они уже целый час сидели за одним столом, с удовольствием окинул взглядом Ляльку и с еще большим удовольствием — Марту Теодосовну.
Я всегда говорила, что мужчинам нравятся полные женщины. Это мы считаем, что им нравятся худые и стройные, и потому изводим себя диетами и тренировками. А на самом-то деле все далеко
