ориентир, без всякого света, который мог бы хоть на минуту приблизить меня к действительному, настоящему существованию человека. Существованию меня. Где я могу бы наконец увидеть того, кто стоит по ту сторону глаз. Хоть на секунду коснуться его. Почувствовать сопричастность к миру.
Тень Пылаева менялась находу. Вытянулась, немного сгорбилась, опустив руки длинные по сторонам. Она приближалась теперь быстрее, приветствуя меня маленькими ручонками от воротника.
— Переливы мысли — прокричала она. — Усмотрение в пустоте. Ты слышишь, Артём?
Предел себя, предел своих состояний. Пустота, возведенная в абсолют. Из ничто вырывается яркий пламень, твердеет, становится материей жизни. Только там и только так, теряя себя в движении мысли, отдавшись пустоте, до тех пор, пока она не придет к тебе сама в образе прекрасной нимфы и не позовет за собой. Только так ты сможешь избиваться от неё, сделав надежным другом. Следуя за ней.
Буревестником, камнем бросаясь в пучину, что есть мочи плыть в бездну, не различая ничего, до тех пор, пока легкие не раскроются сами и не впустят её внутрь. Пока ты не потонешь в ней до конца.
Почти у самого прохода, тень выросла, став большой и резкой, с медвежьей грузной походкой.
— Ты сам решаешь. — сказала она. — Че ты будешь делать. Это, в итоге, твой выбор. Твоя ответственность. Твоя воля — твоя свобода. Спасуешь или нет. Все остальное не имеет значения.
Все смешалось в круговерти. Сколько бы я не вглядываться в пустоту, в черноту, пытаясь найти выход. Логичный и непротиворечивый. Способ избавиться от этого чувства ведущего меня от события к событию, как на поводке. Не дающий свернуть куда-либо ещё. Будто сложно сильное искажение пространства-времени нависло надо мной проклятьем, и я никак не мог смириться с тем, что это произошло. Смирится с тем, что не могу найти вход и только безучастно смотрю на течение моего времени.
Смотрю и не понимаю, что делать. Что скажу на пороге вечности?
«Подождите, что?» — напомнит обо мне моя эпитафия. И ниже — «Стоп, куда?»
Так быстр и неумолим ток времени. Он обтекает меня, стесывает как камень, погруженный в поток. Не меняя моей сути никак. Не ведя никуда и ни к чему. Даже просто раствориться в забвении не представляется возможным.
Может быть, я попал по своей глупости в быстрое время? В ритм не свойственный человеку? Ритм, который населяют другие сущности? Отсюда все проблемы?
Я думал об этом улыбаясь как идиот.
Тень сделала шаг вперед в слабый круг света перед ступеньками. Это оказался Коля.
По неволе я вздрогнул и отшатнулся.
Раскрасневшийся, тяжело дыша, с глазами блестящими и полными слёз. Светился на его лице красный след от тяжелой ладони. Рубашка белая была порвана. Ворот смят.
Глаза черные, волосы взъерошены. Мы встретились взглядом, наткнулись друг на друга из глубины своих мыслей. Каждый не ожидал именно здесь наткнуться на другого. Оттолкнутые незримой силой, как два одинаковых полюса, мы отлетели так стремительно в стороны, что показалось, что этой встречи и вовсе не было. Что это фантом. Призрак, ловко пущенный ко мне Мифиидой из глубины коридора.
Он остановился, шарахнувшись в сторону, посмотрел на меня украдкой и также быстро поспешил прочь в сторону гостиной. Вероятно, в свою каюту.
Был ли это Коля, или моя мысль о нем. Как о человеке, с кем я ещё не успел пообщаться. Кого не успел расспросить. Водоворот событий закручивался и неминуемо тянул меня к нему. Пространство уплотнилось.
Сетку детекторов состояний из них более сделать не удастся. Потому что каждый из них и датчик и актор. И фиксирует и своим присутствие изменяет пространство сюжета, разворачивающегося на корабле. Трансформирует это пространство. Обрастает оно новыми смыслами, новыми символами и знаками. Новым содержанием, в плотно сжатом со всех сторон событийном пространстве.
Коля отскочил от меня, а я от него.
Он как черный шар закатился с грохотом в лузу своей каюты, а я прокатившись по бархату стола укатился в нору коридора, откуда он пришел, в след за белым кроликом.
В ответ на это столкновение Спичка заурчал, сотрясаясь корпусом, под гнётом невозможных волн. А затем, довольный затих. Гулким эхом отдавались в темноте мои шаги. Я попросил сферу светить не так ярко, и идти за мной. Так, чтобы я смог всегда быть в серой мгле под солнце, и перед тщедушной темнотой.
Это, мне думалось, самая удобная позиция для исследователя.
Коридор вывел меня в соседнее с Лилей помещение, за глухой массивной переборкой. Странно выходит. Мысленно я обращался к ней, спрашивая раз за разом, о том почему мне выпала эта роль? Почему я должен выполнить все эти вещи? Заботиться, расследовать, пытаться понять, что случилось. Почему бы не сесть как остальные в уют каюты, в своем мире, ожидая развязки.
С другой стороны. Я не могу так думать, говорил я себе. Ведь ты расследуешь это постольку поскольку. Потому что наличие твоего внутреннего мирка, его устойчивость. Его существование не завит от тебя самого. Оно зависит от правильно интерпретации ее смерти. Это событие больше внутренние чем внешнее. Ты что ты делаешь это больше для себя, чем для неё.
С третьей стороны. Мысль эта слышалась звонко и неприятно, начиная возгоняться бесконечной рефлексией в дурную бесконечность. Значит так было нужно. Потому что толь моя связанность с ней, через силу пустоты, двигает меня и даст посмертный покой Лиле.
Какая чарующая глупость. Хватит.
Вокруг же, замкнутые миры будут предоставлены сами себе. И только если найдется некто, схожий по своей структуре мне — он сможет сделать это за меня. Или все разыскание будет чисто внешним. Формальным, без намека на какое-то действительное выражение идеи случившегося здесь. А значит останется непонятным. Померкнет и перестанет существовать.
Тогда смерть её была в полной мере напрасной.
С этими мыслями я забрался довольно далеко. Нашел себя перед зевом тоннеля. Одной из натужных мышц корабля. Он уходил, вдаль закручивая влево по спирали. Как большой тоннель метро. Выложен по кругу тяжелыми металлическими плитами. Решетчатый пол скрипел противно под каждым моим шагом.
За что отвечала эта хорда, эта натянутая жила я не знал. Просто пошел вперед, с факелом фотосферы в руках. Темнота смотрела на меня, и я шагал ей навстречу, мне хотелось наткнутся на нечто абсолютное и нерушимое, но темнота каждый раз расступалась, раскрывая пустоту тоннеля. А далекий манящий синеватый свет, каждый раз оказывался лампами технического освещения.
Серая мгла, так лелеемая мной, предпредедельная ориентация всегда растворялась, под неоспоримым, уверенным моим шагом. Возможно,
