представления в зале не осталось ни одного сухого места.
Положив сумку с деньгами на стойку, надеваю лифчик.
— Что ж, надеюсь, это окупилось…
— Ты не можешь туда войти, — кричит охранник Бубба, прежде чем дверь гримерки распахивается.
У меня перехватывает дыхание, когда Нокс врывается внутрь, выглядя невменяемым психопатом, когда его взгляд останавливается на мне.
— Какого черта ты…
Не успеваю закончить фразу, потому что он подхватывает меня и перекидывает через плечо, как какой-то обезумевший пещерный человек.
— Ты с ума сошел? — бью Нокса по спине, когда тот поворачивается, чтобы выйти из комнаты.
— Ты его знаешь? — окликает Хизер, когда он проносит меня мимо стойки, и я тянусь за своим кардиганом.
— Может, мне позвонить в полицию? — спрашивает Бубба, обходя Нокса, когда тот выходит из комнаты.
Нет, ты, блядь, должен, остановить его. С другой стороны, я видела, как Нокс дерется… для бедняги Буббы это добром не кончится.
— Он мой сводный брат, — отвечаю я, потому что в клубе действует строгое правило, запрещающее присутствие парней.
Не то чтобы Нокс был моим парнем.
Он для меня никто. Он совершенно ясно дал это понять прошлой ночью.
— Опусти меня, — требую я, но этот мудак игнорирует меня и плетется дальше по коридору.
По крайней мере, он направляется к запасному выходу, а не идет через весь клуб.
Пытаюсь вырваться из его объятий, но он только усиливает хватку.
— Господи. Ты что, глухой? Поставь меня на…
— Нет, — рычит Нокс. — Ты закончила.
Он не может быть серьезным.
— Моя смена заканчивается только через два часа. Мне нужно вернуться в клуб.
Он распахивает дверь, ведущую на заднюю площадку.
— Ты здесь больше не работаешь. Ты, блядь, закончила.
Клянусь, мне, должно быть, послышалось, потому что все это не имеет никакого смысла.
— Ты шутишь, да?
Вздрагиваю, когда чувствую, шлепок по обнаженной заднице.
Святые угодники. Он только что отшлепал меня как ребенка?
— Тебе кажется, что я шучу? Или нужно ударить еще раз?
Не могу удержаться от смеха, потому что он ведет себя как сумасшедший и говорит так же.
Мой смех только заставляет его шлепнуть по другой ягодице.
Я бью его по бедру.
— Перестань меня шлепать, мудак, — щипаю его для пущей убедительности. — И опусти меня на землю. Сейчас же.
К моему удивлению, он подчиняется и ставит меня перед своим джипом.
Быстро надеваю единственную вещь, которую успела схватить, и застегиваю ее.
— В чем, черт возьми, твоя проблема?
Его резкие черты искажаются, и он прерывисто выдыхает, как будто сдается чему-то неподвластному.
Голос Нокса низкий и гортанный, когда он, наконец, говорит: — Я хочу трахнуть тебя снова.
Смотрю на него в недоумении, потому что это было последнее, что я ожидала от него услышать. Однако если он думает, что, уволив меня с работы в порыве ревности и заявив, что хочет трахнуть меня снова, сможет что-то изменить в наших отношениях, то он еще более сумасшедший, чем я думала.
Качаю головой, балансируя на грани то ли смеха, то ли слез, потому что все в этом разговоре — о нас — безумно.
— У тебя был шанс сделать нечто большее, чем просто трахнуть меня, — напоминаю ему, разворачиваясь, чтобы вернуться в клуб, — но ты его упустил.
Я едва успеваю сделать пару шагов, как он хватает меня за руку и притягивает к себе.
— Оставь меня в покое, Нокс.
Свободной рукой скользит по моей груди.
— Я не могу.
Он полон дерьма.
— Не можешь или не хочешь?
Одной рукой он хватает меня за бедро, а другой — за талию. Чувствую, как его возбужденный член упирается мне в зад.
— И то, и другое.
Голова тяжелеет, а глаза жжет от непролитых слез, когда он расстегивает кардиган и сжимает мои сиськи через лифчик.
Его отказ причинил мне боль… больше, чем в любой другой раз, когда он пытался обидеть меня.
Я была готова и желала принять его.
Все, что ему нужно было сделать, — быть честным со мной.
Но он не смог.
— Прекрати.
Но он не останавливается и хватает меня за шею сзади, разворачивая к себе и целуя так, будто я воздух, которым он дышит, чтобы выжить.
Пользуясь возможностью, он исследует каждый сантиметр моего рта.
Чувствую, как броня, которую я возвела вокруг себя, с каждым голодным прикосновением языка, начинает крошиться как дешевая фанера.
Едва различаю звук открывающейся двери джипа, прежде чем он отрывает свой рот и наклоняет меня на заднее сиденье.
Ненавижу то, что он так сильно контролирует меня.
Он может причинить мне столько боли, но я все равно жажду его.
Впиваюсь ногтями в сиденье, отчаянно пытаясь удержать хоть какое-то подобие контроля, пока он стягивает с меня трусики.
— Нет.
От звука расстегивающейся молнии давление поднимается, а соски твердеют.
Я шиплю, когда он раздвигает мои ягодицы и держит их открытыми, полностью обнажая, прежде чем я чувствую, как головка его члена касается моей дырочки.
— Скажи мне, что ты этого не хочешь.
— Я не хочу этого хотеть, — шепчу, и последние остатки воли разбиваются вдребезги, подобно стеклу.
Потому что все было намного проще, когда я ненавидела его.
Его хриплый голос прорезает воздух: — Значит, нас двое.
С этими словами он толкается вперед, пока не оказывается глубоко во мне.
— Блядь.
Его толчки быстрые и жестокие, карающие и в то же время вознаграждающие.
Царапаю сиденье, раздирая обивку, когда он дает мне именно то, в чем я нуждаюсь.
— Я ненавижу тебя, — кричу, потому что не могу сказать, что чувствую на самом деле.
Не могу рассказать ему, что он психопат и что он сводит меня с ума, но я чувствую, что он единственный на этой земле, кто по-настоящему понимает меня.
Не могу сказать ему, что никогда не испытывала к Лео даже толики того, что чувствую к нему… и в ужасе от того, что никогда не испытаю подобных чувств к другому.
Он поглаживает мой клитор, словно это его личный инструмент, отчего по телу пробегают небольшие электрические разряды.
— Вот так, Бродяга, — двигает бедрами, прежде чем ускориться, — дай мне то, чего я, блядь, хочу.
Наслаждение пронзает меня, и мой оргазм усиливается как надвигающийся шторм, когда он вытягивает его из меня.
Из него вырывается глубокий, горловой стон, и этот плотский звук отдается в моей груди, когда жидкий жар наполняет мою киску.
Не могу признаться ему в том, что даже если он убил Кэнди и Щэдоу… мое сердце все равно попытается найти способ оправдать это.
Несмотря на то, что разум и совесть знают, что
