«Животной страсти дьявольский конец.
Как порох и огонь в смертельном поцелуе
Рождают взрыв — таков и ей финал»
У. Шекспир, «Ромео и Джульетта»
Внимание!
Данный перевод является любительским, не претендует на оригинальность, выполнен не в коммерческих целях, пожалуйста, не распространяйте его по сети интернет. Текст предназначен только для ознакомительного чтения. Любое коммерческое использование материала, кроме ознакомительного чтения запрещено. Просьба, после ознакомительного прочтения, удалить его с вашего устройства.
Перевод осуществлен каналом
MAFIA BOOKS https://t.me/mafiabooks01
— Большинству людей не дано распоряжаться собственной судьбой, — указываю на папку, которую положил на стол, — не думай об этом как о смертном приговоре... думай, как о возможности уйти так, как тебе хочется.
Засунув руки в карманы, он подходит к большому окну своего кабинета и вздыхает. Прекрасный вид. Жаль, что ему недолго осталось наслаждаться им.
— До прошлого месяца я и не знал, что у меня последняя стадия. Думал, что лечение работает.
— Почему ты не отказался от участия в гонке, когда узнал свой диагноз?
У него подрагивает подбородок: — Каин Картер сравняет этот город с землей из-за своей корысти, если не из-за одного только высокомерия... а затем, подобно раку в моих легких, распространит свою болезнь на Белый дом. Я бы предпочел выиграть гонку за пост мэра и умереть на своем посту. Так он будет на шаг позади, а не на шаг ближе к власти.
Удовлетворенный ответом, прикуриваю сигарету и предлагаю ему одну. Он с тоской смотрит на нее, прежде чем отказаться, как будто у него есть шанс победить болезнь.
Но он не сможет. Иначе бы меня здесь не было.
Как и его самого.
— Как и предполагал, наши интересы совпадают, — когда он бросает на меня вопросительный взгляд, отвечаю: — Я тоже не хочу, чтобы он стал мэром.
— Ты никогда не казался мне человеком, интересующимся политикой. Твой отец не был таким.
— За одиннадцать лет многое может измениться, — делаю долгую затяжку, — и в отличие от твоего оппонента, я не хочу идти по стопам отца.
Он фыркает: — Разве не ты взял на себя управление инвестициями хедж-фонда отца после его смерти четыре года назад?
— Он оставил мне все... большая разница, — пожимаю плечами, — в свою очередь, я решил сосредоточиться на тех инвестициях, которые хотел сохранить, и отказаться от тех, в которых не видел потенциала.
Повернувшись, он оценивает меня.
— Это еще мягко сказано. Ходят слухи, что изъятие инвестиций твоего отца привело к краху пяти компаний и лишило работы восемь тысяч человек по всей территории Америки.
— В этом и заключается досадная особенность слухов — они не всегда основаны на правде, — тушу сигарету в пепельнице, — это были шесть компаний, и уволены около десяти тысяч сотрудников.
Он говорит: — Ты ужасен. Неудивительно, что люди называют тебя Дьяволом.
— Я никогда не претендовал на роль героя. Это не моя работа — спасать тонущий корабль.
— И все же ты пытаешься предложить мне какую-то сделку. Почему?
— Причины желать поражения Каину Картеру носят личный характер.
— Тогда, боюсь, ничем не могу вам помочь, — он подбородком указывает на дверь, — вы можете выйти тем же путем, каким пришли, мистер Кинг.
Не двигаюсь с места.
— У тебя всего пятьдесят тысяч на сберегательном счете, — он начинает протестовать, но я достаю телефон и смотрю на экран. — Я проверил наличие скрытых счетов у тебя и у твоей жены, их нет. У сына есть несколько облигаций, оставшихся после крестин десятилетней давности, но они ничего не стоят, — присвистываю, — ты потратил немало личных денег для финансирования своей кампании. Конечно, медицинские расходы не способствуют улучшению финансового положения, а учитывая, что ты недавно выписал чек на десять тысяч страховой компании...
Его ноздри раздуваются: — Как...
— Так же, как получил доступ к медицинской карте, — убираю телефон в карман, — но важно не то, что я взломал твои файлы, мистер Кови... важно то, что могу тебе предложить.
— Ты и вполовину не так умен, как твой отец, — он подходит к столу и забирает папку. Бумаги разлетаются по полу. — На случай, если ты упустил, ты вошел в кабинет умирающего человека. Ты буквально ничего не можешь мне предложить. Ничего, что имело бы значение.
Потираю щетину на подбородке: — Ты прав, не думаю, что могу тебе что-то предложить, — перевожу взгляд на рамку с фотографией его жены и сына. — А как же они?
Впервые с тех пор, как я оказался в его кабинете, он выглядит заинтересованным.
Пользуясь случаем, вбиваю последний гвоздь в крышку его гроба.
— Похороны стоят дорого. Не говоря уже о налогах на недвижимость, ежемесячных коммунальных платежах, еде, долгах за лечение, которые ты накопил, и, конечно, о колледже для твоего сына. Эти пятьдесят тысяч уйдут быстро. По моим прогнозам, их хватит твоей жене-домохозяйке максимум на год, и даже это очень великодушно... после этого твоя семья будет предоставлена сама себе.
Вижу боль в его глазах. Боль человека, который умрет задолго до того, как планировал. Боль человека, который знает, что, в конце концов, не оставит своей семье ничего, кроме коллекции медицинских счетов, дома, в котором они не смогут позволить себе жить, и кучки пепла.
— Воспоминания о близких приятны, но они не дают уверенности. Твоя смерть причинит еще больше боли, и твоя семья будет еще больше обижена на тебя, если ты оставишь их с финансовым бременем.
— Что именно ты мне предлагаешь? — спрашивает он едва слышным голосом.
— Шанс обеспечить их. Если ты согласишься работать со мной, то оставишь им достаточно денег, чтобы ни твоя жена, ни сын ни в чем не нуждались.
— Что ты хочешь взамен?
— Занять твое место.
Он смотрит так, будто у меня выросла еще одна голова.
— Ты хочешь стать мэром? — он усмехается про себя. — Ты, должно быть, несерьезно. Ты не только не квалифицирован, но и ничего не знаешь об этой должности.
— Согласно городскому уставу,
