мужики. Давайте забудем этот случай, я все исправлю, — обещал Володин.
— Как? Как ты исправишь?! Вы же меня под монастырь подвели! Это ж если кто увидит, посадят меня! — рычал Бортник.
— Ну, все, все! Бес попутал! Мы аннулируем эту накладную, а товар завезут на склад. Бортник, дай мне еще немного подумать, мы решим вопрос.
— Ладно, подумай, только недолго. Двух дней хватит? — спросил приятель и пристально посмотрел на Володина. Шмелев посмотрел тоже.
— Двух? Давай три дня, как в сказке!
Так и закончился этот странный разговор. Они выпили еще по рюмке. На рыбалку идти расхотелось, настроение было испорчено. Потом все же захватили снасти и пошли в лодку, решив не изменять традиции.
Они уже метров тридцать отплыли от берега, когда Бортник стал закрывать глаза и наклонился к воде, его оставалось только чуть подтолкнуть. А Шмелев никак не хотел отключаться, он неистово зевал, но старался сфокусировать взгляд, и пришлось немного подождать, пока он уснет, а потом все же выбросить обоих за борт. В дорогом виски было сильное снотворное.
Все было кончено. Но на берегу ему показалось, что в воде кто-то плещется, и он еще долго стоял, вглядываясь в темноту. Нет, показалось… А потом вздохнул и пошел по тропинке в сторону санатория.
Он не мог знать, что течение отнесло Шмелева к зарослям тростника, где было совсем мелко, а ноги внезапно попали на илистое дно, засосавшее, как вантуз, резиновый сапог. Нога наткнулась на битое стекло, и Шмелев внезапно проснулся, он почувствовал, как резко пахнувшая тина полезла в нос и рот, стал отплевываться и барахтаться, и наконец выбрался на берег.
* * *
— Я поеду, Лерочка. Ой, мы поедем, ладно? Я больше здесь не могу, — сказала Анечка и потащила Алексея к машине.
Странно, но еще десяток дней назад это были два совершенно незнакомых человека, а сегодня они дополняли друг друга. Они шли и тихонько разговаривали.
— Я жду вас у себя в офисе ровно в восемь, никто не забыл?
— Да, Ванечка, мы придем. Мы придем? — это она уточнила уже у Алексея, и тот утвердительно кивнул. Иван при этом хитро усмехнулся.
История часов
Когда книга была обнаружена и изъята у Володина, Вероника выпросила ее у Алексея на время, чтобы разобраться до конца.
«Да, он очень хорош собой, даже красив, а тонкий ум и юмор делают его привлекательным, говорить с ним приятно и интересно. Понятно, что я нравлюсь ему, раз он так часто бросает на меня взор и старается заговорить всякий раз, как мы оказываемся в одной зале. Но зачем? Зачем я ему, я, как и все мои братья и сестры, обречена быть одна, а здоровье не позволяет мне иметь детей! Поэтому постараюсь не попадаться ему на глаза и как можно реже оставаться с ним наедине».
Так думала гордая Смарагда, которую при дворе считали умной, красивой, но холодной девушкой, не подпускавшей к себе мужчин.
Следующая страница в книге была затерта, как будто на нее попал снег или дождь. Но Вероника сдаваться не собиралась, она включала настольную лампу, доставала лупу, которую специально купила для этого случая, и долго всматривалась, крутя страницу и так, и эдак.
Дальше, насколько она смогла понять, речь шла о… Екатерине, которая думала о Дмитрии, — наверное, о том человеке, который ей так приглянулся. Как это так? Только что в книге были слова какой-то Смарагды, а теперь…
Впрочем, скоро все разъяснилось. Смарагда была дочерью госпадара (слово-то какое!) Молдовы Кантемира, а Екатериной ее прозвали, когда вся семья переехала в Россию, где девушку, как дочь великого князя, приняли в камер-фрейлины императрицы Елизаветы.
Во фрейлины принимали далеко не каждую девушку, во дворец императрицы попадали только красавицы из высших сословий (к слову сказать, не всегда и красавицы), в крайнем случае, осиротевшие юные девушки-подростки, воспитанницы Смольного института благородных девиц.
В чин фрейлин посвящала сама императрица, это происходило неофициально (не прилюдно), когда девушке присуждался особый шифр — специально изготовленный вензель на ленте с золотом и бриллиантами.
Работа фрейлин была сложной и мало чем отличалась от службы солдата. Девушкам по очереди нужно было дежурить по двадцать четыре часа в сутки возле императрицы и исполнять все ее желания.
Екатерина Кантемир (Смарагда) быстро показала себя с самой лучшей стороны и стала одной из любимых камер-фрейлин Елизаветы. Здесь, при дворе, она и встретила своего будущего мужа.
«К чему вся эта чушь?» — думала Вероника, невольно увлекаясь историей фрейлины и приближенных к императрице девушек-подростков.
В то время Смарагда, зная о своем болезненном организме и невозможности родить, отказывала одному за другим знатным вельможам. Многие из них, кстати, не знали и десятой части того, что знала она — образованная остроумная и начитанная красавица с темными молдавскими глазами и густыми локонами. Всем философским премудростям, знаниям городов мира и латинскому языку научил ее сводный брат Иван Бецкой.
— Это все очень интересно и полезно, познавай, Смарагда, — говорил он между рассказами о путешествиях, о Париже, Вене и Берлине, о театрах, стихах и комедиях.
При дворе императрицы она впервые увидела уже знатного, хоть и молодого, капитана Измайловского полка Дмитрия Голицына.
— Дмитрий Михайлович, расскажите, расскажите нам, правда ли, что граф Суворов вместе с солдатами терпел невзгоды фронтовой жизни? — спрашивали, потупив глазки, молоденькие девицы, окружившие его на балу.
— Правда, — говорил он и улыбался милой благородной (но холодной!) улыбкой. Ему до жути было скучно с ними, и он оглядывался, надеясь увидеть черные глаза фрейлины Смарагды, с которой познакомился в прошлый свой приход во дворец.
Бал был легкий, веселый, озорной, с масками и нарядами, как и сама императрица Елизавета, любящая наряды и веселье. Пригласили персон двести, и давали бал не в честь чего-то, а просто так. Такие балы с переодеваниями назывались «Метаморфозы» — девушки приходили в мужских нарядах, юноши — в девичьих. Каждый гость старался выглядеть оригинально, а главное — понравиться Елизавете.
Наконец показалась Смарагда, прошла быстро — беглый взгляд, прямая походка,
